– Отец оставил мне некоторый капитал в облигациях и процентных бумагах, достаточный для вполне сносного существования. Так что, не тужу!
– Задаю вам следующий вопрос… Это вы убили мешанку Анфису Петрову и ее троих детей? – спросил Воловцов, буквально впившись в лицо задержанного строгим взглядом.
– Да, – уверенно произнес Рогожский. – Это я убивец.
– Расскажите, почему вы это сделали.
– Объяснение простое… Так случается… Мы были давними любовниками с Анфисой. А потом она вдруг дала мне от ворот поворот, заявив, что больше не желает обманывать мужа. Понимаете, – смотрел он прямо в глаза Воловцову, – до этого мужа обманывать она хотела, а вот теперь перестала хотеть. Ну и как это прикажете понимать?
– И вы считаете это веской причиной для убийства?
– Я был очень зол! – произнес он, негодуя.
– Значит, вы в запале чувств убили свою любовницу, а заодно и ее детей?
– Именно так.
– Надо, полагать, спонтанно…
– Вам ответить правду?
– Разумеется. Разве вы сюда не для этого пришли?
– Отнюдь не спонтанно… Я весьма основательно готовился и терпеливо выжидал подходящий момент. Дождавшись, наконец, когда в квартире Петровой не будет постояльцев, я через черный ход, от которого у меня был ключ, проник на кухню, где и встретил Анфису.
– Та-ак, продолжайте, что же она вам ответила?
– Она была удивлена и сказала: «Я же тебя просила, чтобы ты больше ко мне не приходил. У меня есть муж и я боюсь его потерять». А я ей отвечаю: «Я пришел к тебе не для того, чтобы прелюбодействовать». Мне даже показалась, что она выглядела немного удивлённой и спросила: «Тогда для чего?» «А вот зачем», – ответил я и, выхватив стилет, размахнулся и ударил ее в самое сердце. Стилет был длинным и очень острым и легко прошел меж ее ребер, пронзив сердце и легкое. Она умерла, даже не пикнув, – добавил Рогожский и с виноватой улыбкой посмотрел на Воловцова. – Вы даже не представляете, как я страдаю!
– Простите, – немного опешив от услышанного, произнес Иван Федорович. – Согласно экспертного медицинского заключения, Анфиса Петрова умерла вследствие проломов, вдавлений и раздробления черепа, полученных от нанесений ударов топором…
– Вы меня не дослушали… Я же потом еще несколько раз ударил ее по голове топором, – как-то излишне уверенно и бодро промолвил Рогожский, что тотчас насторожило Воловцова.