– Что это за кусты и растения? – поинтересовался я у монаха.
– Вы хотите знать их имена? – спросил он.
Я кивнул головой.
– Если я вам их назову, – ответил он, – то что это вам даст. В нашем мире очень много разных вещей, которым мы придумываем имена, а потом настолько к ним привыкаем, что уже не видим их сути. Я думаю, что лучше всего обходиться вообще без имён.
– Но тогда в нашем понимании наступит хаос, и мы перестанем различать одно от другого, – возразил я.
– Этого не произойдёт, – твёрдо сказал он, – потому что разнообразие останется разнообразием, и наши представления о вещах будут более точны, и вещи перестанут прятаться за именами.
– Но как тогда мы будем формулировать наши мысли, если не будем прибегать к именам? – удивился я.
– Очень просто, – ответил он, – вы научитесь ухватывать саму суть вещи без досужих рассуждений. Понятия перестанут быть абстракциями, которые лишают вещи их сути. Вот сейчас прибегая к вашему языку я даже не могу выразить суть той мысли, которую хочу сказать вам, потому что человеческий язык не совершенен, и очень многое из того, что человек желал бы высказать, остаётся за границей высказываемого. Несовершенство языка порождает многие заблуждения. Философы часто говорят о том, чего не знают, и их мысль не способна проникать за границы внешнего, потому что о вещах они мыслят абстрагировано. Ближе к истине стоят все те, кто мыслит образно. К ним принадлежат поэты, писатели и мистики, но, ни в коем случае, ни философы.
– Выходит так, что всю свою жизнь я, изучая философию, занимался пустым делом, – заметил я.
– Выходит так, – улыбнувшись, заметил монах, – восточные мыслители стоят к истине намного ближе западных, потому что их мысли как бы выражаются иероглифически, то есть, несут в себе определённый рисунок. Вот, например, камелия – «цунь» – изображена иероглифом, где одним ключом является «дерево», за которым стоит весна. Камелия цветёт даже зимой среди снега красными цветами и напоминает нам всегда о весне, или вечнозелёный кустарник «цзя», который японцы называют «эноки», где в иероглифе рядом с «деревом» стоит «лето». Но даже иероглифы не самый совершенный вид мысли. Даосы, например, мыслят без слов и без названий, они не то, чтобы проникают в суть вещей, они в своём осмыслении напрямую оперируют сутью вещей. Но даже их мысли отличаются по степени их совершенствования. Вы видите входы в их кельи, куда они прилетают, чтобы уединиться для медитации. Так вот, в низших уровнях живут бессмертные, которых мы называем «гуй сян», или иными словами, бессмертными демонами, вы легко можете стать одним из них, так как они пользуются обычным человеческим языком и оперируют теми же понятиями, что и вы. На втором уровне живут бессмертные люди – «жэнь сян». Они путём физических тренировок и медитаций уже достигают определённой степени бессмертия и начинают понимать небесный язык, но они ещё очень привязаны к земной жизни, и пока не желают рвать с ней связи. Выше их находятся бессмертные «шэн сян», овладевшие искусством продления в вечности и являющиеся среди людей учителями тех, кто стремится к бессмертию. Ещё выше селятся земные бессмертные «ди сянь», узнавшие все тайны земной природы и владеющие в совершенстве небесным языком, иным словами языком безмолвия. Они предпочитают жить на земле в отличие от тех стоящих выше их небесных бессмертных, которые изредка посещают землю. Та пагода, стоящая на вершине горы, является их стартовой площадкой, в вашем понятии космодромом, откуда они, превращаясь в журавлей, отправляются в свои космические путешествия, посещая другие миры. Естественно, все они говорят на разных языках, переходя от человеческой речи к птичьему языку, так называемому журавлиному клёкоту, а затем – к языку безмолвия, к мыслям в их чистом виде.