Сеченов и Захаров бились над созданием лекарства. Молотова
донельзя раздражало, что его величественная судьба зависит от
действий двух наглых, фанатичных, в его понимании, учёных! Он и
раньше едва мог терпеть Дмитрия Сеченова, от чего испытывал
удовлетворение раз за разом получая весть об отмене проектов
учёного, но сейчас он его просто раздражал. Мужчина понимал, если
бы все задумки научного коллектива, возглавляемого советским
учёным, воплотились в реальность, то ничего бы этого не было,
только Молотов не хотел делиться властью ни с кем. А он отлично
понимал, ей придётся делиться, если Сеченов взойдёт на Олимп
науки.
Шёпот мыслей в его голове почти стал различимы голосом. Молотов
хотел власти. Он её получит. Вождь показал свою уязвимость. Что же,
будет легче собрать против него заговор. Главное пережить эту
чуму.
***
Сеченов в очередной раз встрепенулся, ощутив, как храпит сидя на
стуле, на который присел всего на пару минут, пока не закончит свою
работу центрифуга. Учёный бросился к образцам, в надежде на то, что
реакция ещё не успела прогореть. К счастью, так и оказалась. К
несчастью, снова лекарство не смогло победить болезнь.
Эпидемию Дмитрий Сеченов переживал тяжело, впрочем, как и
Захаров. Именно их детище сейчас убивает людей, а временами не
только их, пачками. Изначально настроенный негативно, пусть и
понимая всю необходимость, сейчас нейрохирург и кандидат наук
испытывал, мягко говоря, сложные чувства.
Он забыл, когда нормально ел. Спал он прямо в лаборатории.
Захаров, пусть и не показывал это, но тоже переживал. Друг Сеченова
весь зарос, а его лицо приобрело землистый цвет. Даже его
прагматизм и рационализм стали каким-то уставшими.
Академик вздохнул, массируя виски, пытаясь унять вновь
начавшуюся мигрень. Врач не мог принять привычного средства:
немного коньяка, буквально на палец, в прикуску с тёмным шоколадом,
а от медикаментов было бы ещё хуже. Организм и так буквально чудом
не лопался от химии, силившейся заменить нормальный сон.
Даже на мгновение остановиться Дмитрий Сергеевич не мог. С
недавних пор болезнь приобрела для него слишком личный вызов.
Судьбе было мало того, что в один ужасный день, в качестве
добровольца он увидел того, кого вовсе не ожидал увидеть, она
решила добить уставшего человека. В секции с теми, кто пережил
болезнь, находился сержант Сергей Нечаев, без малого его крестник.
Юноша беззаботно беседовал с девицей, лет
восемнадцати-девятнадцати. Врач мог поставить свою диссертацию на
кон, но угадать с точностью до сотой процента, кто её мать.