— Что? Не нравится? — Ветка с неожиданной обидой уставилась на Тима, а нижняя губа подозрительно дрогнула, словно… Словно она плакать собралась! Ветка! Которая никогда вообще на моей памяти не плакала! Даже когда мать ее шнуром от стиральной машинки отходила по жопе так, что потом неделю сидеть не могла!
А тут…
Я, честно, думал, что Тим сейчас скажет, что пошутил. Ну не настолько же он тупой, чтоб не увидеть, какая она охеренная стала? И как ей идет это все?
Но Тим, скорчив надменную, презрительную морду, только цыкнул по блатному зубом и продолжил, глядя на обиженную Ветку своими черными раскосыми глазами, в которых вообще нихера невозможно было прочесть в тот момент:
— Отстой вообще, — он помолчал, внимательно разглядывая голые длинные ноги, острые соски, которые приманивали взгляд, и очень сильно сомневаюсь, что Ветка знала о том, насколько прозрачное это ее платье. Тимка все это осмотрел, и добил, — как шлюха выглядишь.
— Да ты… — у Ветки, наконец, прорезался голос, она сжала гневно кулаки, сделала шаг по направлению к Тиму, но остановилась, вскинула подбородок, обожгла нас с ним злым, презрительным взглядом, — да вы… Дураки, вот! Не подходите ко мне больше! Видеть вас не хочу!
И, не успел я раскрыть рот, ляпнуть что-то утешающее, что могло бы ее притормозить, как Ветка развернулась, взметнув подолом , обдав нас с Тимом мягким , сладким ароматом, от которого во рту слюна собралась непроизвольно, и, гордо выпрямив спину, пошла прочь.
А мы, два дурака, так и остались стоять, пялясь ей вслед.
Она шла, гордая, прямая, легкой, танцующей походкой, сказывались занятия гимнастикой. Ее темные волосы бликовали на солнце всеми вкусными оттенками шоколада, а предательское платье не скрывало очертаний стройной, очень даже залипательной фигурки…
Я понимал, что надо бежать, надо что-то говорить ей… И не мог с места тронуться, словно ноги отказали. И в башке пустота образовалась, звенящая такая, прозрачная до боли.
Мы проследили, как Ветка зашла в свой подъезд, и только тогда я, кажется и выдохнул.
Развернулся к Тиму, раскрыл рот, чтоб задать логичный вопрос: “А че это, бля, было такое?”, но он меня опередил.
Презрительно сморщился, отвернулся, сплюнул.
Потом посмотрел на меня:
— Только не говори, что тебе понравилось. Отстой же.
— Ты дебил?