ДокторФауст: Хорошо. Ты про «Челябинск»? Я буду в черном.
Бэй: В черном будут многие. Я тебя не узнаю.
ДокторФауст: Узнаешь. Я буду в черном, и у меня светлые волосы. Натуральные русые волосы. Глаза синие, кожа белая. И нос большой.
Бэй: Тебе все-таки удалось удивить меня. Кто бы мог подумать. Отличный китайский.
ДокторФауст: В пятницу в девять. До встречи.
Нажимая последнее «отправить», доктор Фауст от волнения задела локтем кофе. Темное пятно расползлось по ученическим тетрадям с непроверенным домашним заданием по школьным прописям английских слов.
* * *
Когда взошла заря, ангелы начали торопить Лота, говоря: встань, возьми жену твою и двух дочерей твоих, которые у тебя, чтобы не погибнуть тебе за беззакония города. И как он медлил, то мужи те, по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вывели его и поставили его вне города. Когда же вывели их вон, то один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. Но Лот сказал им: нет, Владыка! вот, раб Твой обрел благоволение пред очами Твоими, и велика милость Твоя, которую Ты сделал со мною, что спас жизнь мою; но я не могу спасаться на гору, чтоб не застигла меня беда и мне не умереть; вот, ближе бежать в сей город, он же мал; побегу я туда, – он же мал; и сохранится жизнь моя. И сказал ему: вот, в угодность тебе Я сделаю и это: не ниспровергну города, о котором ты говоришь; поспешай, спасайся туда, ибо Я не могу сделать дела, доколе ты не придешь туда. Потому и назван город сей: Сигор. Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор. И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли. Жена же Лотова оглянулась позади него и стала соляным столпом.
Гао разогнулся, чувствуя боль в спине. Ночной ливень шумно хлестал по окнам. Падре казалось, что он на корабле, а за окном разыгрался шторм, и волны разбиваются о палубу. Гао не был на море с тех пор, как уехал из Италии в шестилетнем возрасте.
К тридцати трем годам его кости уже научились предугадывать непогоду. Они не болели, но по утрам спина говорила Гао: сегодня будет дождь. Кости падре неумолимо обращались в соль.