Высокое здание больницы, сложенное из красного кирпича, смотрелось нарядно на фоне свинцового неба, и Зиганшин слегка приободрился. Из фильмов и книг он имел крайне нерадостное представление о сумасшедших домах и сторонился этих учреждений.
«Так, всё, Кларисса Старлинг, не бзди, – приказал он себе, – никто тебя тут не обидит».
Откуда-то появился Макс в идеально отглаженном двубортном халате, таком старомодном, будто снял его с портрета какого-нибудь своего медицинского корифея. Он быстро зашагал к воротам, пошептался с охранником, и Зиганшин был милостиво пропущен сквозь турникет.
– Хорошо, что вы пришли, – сказал Макс и повел его куда-то в сторону по вымощенной плиткой дорожке. Оглядевшись вокруг, Зиганшин ахнул: больница оказалась гораздо больше, чем он предполагал. Обогнув кирпичное здание, он увидел еще одно такое же, а вокруг по довольно большому саду было разбросано еще несколько домиков, тоже красного кирпича, но старинной постройки, с узкими стрельчатыми окнами, крутыми арками и высокими крышами. Зиганшину домики напомнили тюрьму «Кресты», и от этого сделалось грустно.
– Да у вас тут целый город, – сказал он.
Макс взмахнул рукой, будто обводя свои владения.
– Можно сказать, государство в государстве. Как Ватикан, – улыбнулся он, – никто в нем не рождается, но население растет.
Зиганшин снова огляделся. Несмотря на пасмурный день, в больничном саду было много народу. Люди сидели на скамейках, гуляли, неподалеку человек жадно курил, прислонившись к дереву, и только присутствие людей в медицинской одежде говорило о том, что это не обычный парк.
Ну и отсутствие мамаш с детьми тоже заставляло насторожиться.
А так ничего особенного. Зиганшин и Голлербах спокойно шли, Макс вежливо отвечал на приветствия, и от этой свойской обстановки Зиганшину стало совсем не по себе.
Наконец они добрались до закрытого отделения, где атмосфера слегка сгустилась. Тяжелые двери с решетками, пропускники, почти как в их системе.
В отделении оказалось чисто и светло, свежий ремонт, относительно новые кровати, но все равно чуть слышно пахло щами, тоской и безысходностью, так что Зиганшину сразу захотелось на улицу.
Макс провел его в ординаторскую и попросил санитара привести Климчука.
Зиганшин натянул белый халат, предложенный товарищем для того, чтобы не волновать пациента, посмотрел в зеркало и почувствовал себя самозванцем.