Был самый обычный день. С утра подморозило, а днем светило солнце. Ближе к вечеру, когда родители уже подъезжали, вдруг зарядил дождь. Унылый, противный, монотонный.
Я вышла их встречать и долго всматривалась в проезжавшие автомобили. Ветер усиливался, и струи дождя хлестали по лицу, больно жалили глаза.
Мама и папа не приехали. Их машина попала в аварию на перекрестке за два квартала до общежития. Кузов всмятку – жвачка из металла и пластика. Подушку, ту самую – с вышитым мамой узором, мне отдали врачи «Скорой помощи» после того, как все случилось. Так я осталась одна. Кроме дяди Кости, маминого брата, и его дочки Алены у меня никого нет. Ни в этом городе, ни в каком-либо другом месте.
Дождь я не любила, а он меня, кажется, наоборот, очень даже. Большая черная туча гналась за мной. Ба-бах! После предупредительного выстрела грома хлынул ливень.
Инстинкт самосохранения должен был дать мне подсказку – спрятаться в тепле и уюте ближайшего магазина или кофейни, но почему-то молчал. Единственная правильная мысль, возникшая тогда в моей голове: надо срочно спрятать папку с курсовой под плащ. Что я и сделала, сменив торопливый шаг на отчаянный бег. Ливень прекратился, когда я подбежала к автостоянке рядом с университетом. Лишь редкие капли продолжали оседать на моем порядком промокшем плаще и влажных волосах. Очки запотели, и нужно было остановиться, чтобы протереть их, но я мчалась, торопясь оказаться под спасительным козырьком.
Дверца красного спорткара открылась в тот момент, когда я пробегала мимо. Если б не запотевшие очки, возможно, и удалось бы избежать позора, но моя неуклюжесть всегда успевает раньше меня: барьер я не взяла. В духе лучших фейлов из жизни бегунов с препятствиями налетела на эту дверцу с разбегу, а дальше… голова вниз, ноги вверх, задница в луже.
Мир мелькнул перед моими глазами и погас. Первое, что я увидела, очнувшись, – взгляд, недовольный и раздраженный. Видимо, пока я крутила в воздухе сальто и приземлялась, парень успел выйти из машины. Теперь он стоял надо мной, смотрел сверху вниз и хмурил брови. Очевидно, раздумывал – возмутиться или подать мне руку.
И тут раздался девичий смех. А затем обидное:
– Ой, смотрите, Страшила бросилась в ноги Гаю! Во дает!