Девочка сразу принялась за еду, а у
меня даже сил не нашлось на свой ужин. Я отдал ей свою порцию, лишь
напился отвара.
На следующий день мы продолжили путь.
Я молчал с самого пробуждения, говорить совершенно не хотелось. Да
и что говорить? И с кем? Девочка ещё с наших путешествий с
караваном приноровилась сразу после пробуждения собирать свой
спальник и плащ, а там и за мои вещи принималась. Притом делала всё
это молча и самостоятельно, не дожидаясь приказа.
Первую половину дня я молча, угрюмо и
методично переставлял ноги. И, наверно, делал бы так до самого
вечера – но позади меня раздался шлепок и лёгкая возня. Девочка всё
так же не поспевала за моим шагом, частенько отставала и переходила
на бег, догоняя. Она споткнулась и упала, успев выставить перед
собой все четыре руки. Потом быстро подскочила и добежала до меня,
неуклюже покачиваясь от веса рюкзака. Она сжимала кулачки верхней
пары рук, а нижнюю пару прятала за спиной.
– Покажи ладони, – скомандовал
я.
Девочка послушно выставила верхнюю
пару. На обеих ладошках нашлись покрасневшие места с содранной
кожей. Я скомандовал показать вторые руки. Девочка помедлила
секунду, но показала и нижнюю пару. Около правого запястья кожа
рассеклась, по ладони медленно текла тонкая алая
струйка.
Мы остановились на вынужденный привал,
я промыл руки девочки припасённой водой. И разбил припасённый микл
на две части. Первую половину девочка слопала с жадностью голодного
горностая. Вторую половину я накрыл тряпицей и сказал девочке нести
в руках, это её завтрашний обед.
– Давай, повторяй за мной, – я шёл
чуть медленней обычного, чтобы девочка поспевала. –
Лоза.
– Гоза, – аккуратно произнесла та и
чуть вдавила голову в плечи, но поняла, что бить её не собираются,
и расслабилась. Она попробовала произнести слово ещё раз, а потом
ещё, и ещё. И каждый раз она едва заметно вдавливала голову в
плечи. После десятой попытки девочка уже не боялась наказания и с
каким-то азартом пыталась правильно выговорить вслед за мной. После
слова “лоза”, довольно простого для произношения, была “стрекоза”,
слоги “за” и “хи”, и буквы “р” и “я”.
Девочка повторяла и повторяла. Иногда
голос её становился сухим и скрежетал, она прокашливалась, или
останавливалась и пыталась собрать слюну, чтобы промочить горло. В
такие моменты я протягивал ей бурдюк и говорил отдохнуть немного.
Не приказывал, именно что говорил, и именно поэтому она всё
продолжала и продолжала повторять слова, буквы и слога. Её
неправильная дикция заполняла тишину дороги, перемежаясь с шумом
ветра и шелестом ветвей деревьев – всё это успокаивало мой разум,
последствия вчерашнего нервного срыва притуплялись,
отступали.