Лиризм
вечер не хотела идти на убыль.
–
Последнее, – робко пискнул Гермес, вбрасывая в котел крупное кольцо
с изумрудом. Монолог смолк, и можно было дышать, хоть и с опаской.
– Слушай, дядя… я вот подумал: мы же не знали, что там из
Громовержца, а что… ну, то есть… дядя? Дядя?!
Тут вестник
богов обнаружил, что сидит у костра в гордом
одиночестве.
А из котла
медленно вырастает кулак. Очень знакомый державный
кулак…
– Папа, –
расплылся в улыбке Гермес, прежде чем на полянке громоподобно
раздалось:
– Как-как
он меня назвал?!
* *
*
–
Семнадцать колец, – кивнул Гермес, подавляя смех, - два оказались в
носу, сколько-то – в губах, в бровях еще…
– Изумруд
во лбу? – лениво переспросил Аид.
– Изумруд в
пупке, – поправил Душеводитель. – Наверное, стоило все-таки
выковыривать из перстней драгоценные камни.
Царь
подземного мира легко махнул рукой, как бы говоря: «Все к
лучшему!»
– И я не
видела глаз Геры, – огорченно высказалась Персефона. –
Эх.
– Я
предлагал доставить его на Олимп в жидком состоянии, – отозвался
Аид. – Что?! Пусть бы сама занималась тугоплавкими
Громовержцами!
– А почему
не…? – приподняла брови Персефона.
– Так то ж
Гера! – развел руками Гермес. – Кто там знает, что она
налепит!
Аид хмыкнул
и кивком показал, что можно запускать следующую партию теней на
суды.
–
Выкрутился, конечно, - пробормотал он категорически.
Гермес
уныло пожал плечами.
– Конечно.
Заявил, что путешествовал по варварским странам, а это – новая
обязательная мода. Вот…
И
продемонстрировал подземному царю и его супруге серьгу в ухе,
пробормотав пару слов о том, что Олимп никогда не будет
прежним.
Как известно, с первой женой - богиней
мудрости Метидой - Зевс расстался
ещё во времена Титаномахии (войны с
Кроном) и очень оригинально.
Получив пророчество о том, что жена
родит кого-то, кто его свергнет,
Громовержец уговорил Метиду стать
поменьше, усыпил её и проглотил.
Вскоре из головы у Громовержца
родилась богиня Афина.
Однако аэды упорно молчат о том, как
происходило проглатывание...
– В общем,
титаны совсем обнаглели, так что надо бы их приструнить, –
нетерпеливо заявил Аид, влетая к младшему брату. – Мне нужна твоя
одежда, твои молнии и твоя колесница.
Со стороны
Зевса донесся неопределенный и сдавленный звук. Но взирать на брата
лавагету Титаномахии было особенно некогда – он на ходу творил
историю войны.