«Что-то она сегодня неразговорчивая», – подумал Генри. Обычно они болтали без умолку, и он очень любил слушать про все, что происходит в их округе: кто умер и какое осталось наследство; чей сын ушел с фермы и нанялся работать в гараже в Релкирке; у кого в скором времени родится ребеночек и какое это будет радостное событие. Но сегодня Эди не сообщала ему никаких новостей. Она сидела, уперев пухлые, с ямочками, локти в стол, и смотрела в окно на узкую зеленую полосу своего палисадника.
– О чем это ты задумалась, Эди? – спросил Генри. Обычно это она задавала ему такой вопрос.
Эди тяжело вздохнула:
– Ах, Генри, не знаю, что тебе и сказать…
И ничего не сказала. Но он настаивал, и тогда она ему объяснила, почему у нее такое плохое настроение. Есть у нее двоюродная сестра, которая прежде жила в Туллочарде. Зовут ее Лотти Карстерс, и все у нее в жизни неладно. Замуж она так и не вышла. Пошла было в горничные, но скоро ее уволили – очень она все плохо делала. Покуда родители не умерли, она жила с ними, а когда осталась одна, очень странно стала себя вести, и ее забрали в лечебницу. «Это у нее был нервный срыв», – сказала Эди. Но теперь ей лучше, она выздоравливает, и скоро ее выпишут из лечебницы, и она придет жить к Эди, потому что ей, бедняжке, пойти больше некуда.
«Совсем это ни к чему, – подумал про себя Генри. – Эди только моя».
– Но у тебя ведь нет комнаты для гостей, – сказал он.
– Придется отдать ей мою спальню.
– Но где же будешь спать ты сама? – возмутился Генри.
– На раскладушке в гостиной.
И как же Эди поместится на раскладушке – она ведь такая толстенькая?
– А почему Дотти не может спать на раскладушке?
– Но она будет гостьей. И зовут ее не Дотти, а Лотти.
– И долго она будет твоей гостьей?
– Не знаю, там посмотрим.
Генри подумал:
– А ты не можешь переехать к нам? Будешь помогать маме и Ви в Пенниберне?
– Господь с тобой, Генри! Лотти ведь тоже нужно помогать.
– А она мне понравится? – Это было важно узнать.
Эди не знала, что ему ответить.
– Ах, Генри, она какая-то унылая. «У нее винтиков не хватает», – так говорил мой отец. Заглянет, бывало, к нам в дверь какой-нибудь мужчина, она такой визг поднимет, как будто ее режут. И ужасная недотепа. Когда-то – это было давно – она нанялась в горничные к старой леди Балмерино и столько дорогой посуды перебила, что ее уволили. С тех пор она уже нигде не работала.