Посмеявшись, Виктор с подходцем поинтересовался (Вера перешла мыть пол на кухню):
– Может, он к Ульяне подался? К бывшей супружнице?
– Как бы не так! Он шарахается от нее, как черт от ладана. Да и вон только что Ванюшка звонил. Хотят приехать… Если что, они бы первыми знали. Не-ет, в бега он подался. Куда-нибудь подальше от нас всех, от детей… К загадочным своим мадоннам, с ними слаще, видать, пропащее его дело.
– А так вообще-то он вроде неплохой мужик, а, Вер? – осторожно закинул удочку Виктор.
– Все вы неплохие мужики. А вот как нарожаем вам детей – начинаете куролесить, будто черти на горбу скачут. Тьфу!
– Мама, не ругайся, нехорошо, – строго произнес Важен и, насупившись, погрозил ей указательным пальцем.
– Не буду, не буду, – отходчиво улыбнулась Вера, направляясь в ванную – поменять в ведре воду.
– А Ванёк с Вальком приедут – что им скажешь? – поинтересовался Виктор у Веры.
– Ванек-Валек, Ванек-Валек, – стал самозабвенно повторять имена братьев Важен.
– Вот ума-то и не приложу, что им сказать. Ванюшка по телефону спросил: «А папа дома?» Нет, говорю, мы одни. А вот приедут – что им сказать?
– Да, задача, – нахмурился сосед. Он подумал: «Эх, мне б такую жену, как Верка! Да я бы горы свернул… А Гурий – сбежал. Чего, спрашивается?» А вслух посоветовал: – Скажи, в командировке – и все дела.
– Да уж, видать, придется.
– Может, еще вернется, одумается? – Виктор по себе знал, сколько раз хотелось плюнуть на все, на пропащую свою жизнь с Галкой – и вдруг, наоборот, начинал надеяться наладить эту жизнь, сделать доброй, взаимно счастливой, хорошей. Но не получалось.
Покончив с уборкой, Вера ополоснулась под душем, весело-восторженно брызгаясь под жгучими сильными струями, напевая вполголоса цыганский романс: «Только раз бывают в жизни встречи, только раз судьбою рвется нить…» Виктор слышал эту ее песню, слышал и то, как весело, звонко разбиваются струи о горячее молодое тело Веры, и было ему сладко-томительно и, пожалуй, даже жарко до озноба, которым в иные секунды пробирало его с ног до головы. Потом Вера вышла из ванной, словно выпорхнула: в ярко-цветастом длиннополом халате, быстрая, свежая, с румяно-упругими, как яблоки, щеками, с блистающими в улыбке белоснежными зубами, с глазами, в карих наплывах которых черными огнями горели антрацитовые зрачки. Вышла, встряхнула головой, и пышные ее каштановые волосы струями полились по плечам, по груди, по всему молодому яркому телу.