Купальщицы
ОМ шёл вдоль грузового берега. Жёлтые портовые краны, расставив ноги, как жирафы, то и дело наклонялись к реке, словно пили воду.
Пройдя мимо элеватора, теплоход повернул к середине реки.
На волнах качался утлый катер с автопокрышками по борту. Полуголый матрос, рыжий, с изжаренной плешью, занимался на корме стиркой – яростно скалясь на солнце, кривил колесом ноги и выкручивал бельё прямо себе под босые ступни.
В серебристо-бегучем просторе стояла на якоре самоходка, перегруженная брёвнами.
Бок о бок – две стальные баржи с торчащими вверх буферами. Одна вытягивала со дна реки песок и поливала им из трубы соседнюю палубу – мутные воды с обоих её бортов стекали в реку.
Неожиданно за кормой появился двухпалубный теплоход. Старый, с угловатой надстройкой, похожей на веранду с деревянными окнами, – шёл на предельной скорости, удивительно заваливаясь на бок, будто получил пробоину. Ухая, грохоча и лязгая, не боясь опасной близости, сравнялся, показал якорь, торчащий из пуповины, синие буквы: «Бул…га…рия» и, наконец, – куцую, как полукружье измазанного белилами таза, корму, выбрасывающую ошмётки изрубленной воды…
Пассажиры на верхних палубах победителя, большей частью женщины, с чувством превосходства поглядывали на отстающий ОМ, очевидно, довольные своим лихим капитаном.
Артур наслаждался волжским ветром, таким родным! Он недавно приехал в отпуск. С радостью узнал берег и дебаркадер Ташёвки, куда начал причаливать ОМ. С детства Артуру казалось, что слово «ташый» – «кипит, бурлит», придумали именно здесь – ведь когда ОМ притирается к причалу и даёт задний ход, утробно газуя и напрягаясь так, что его трясёт, – в зелёной глубине закручиваются белые спирали и разлетаются наверху раскидистыми кружевами. И мальчик тогда думал: «ташый».
Вот и теперь вода под теплоходом бурлила. Тросы и верёвки, улетавшие от пристани к далёким обрывам, от качки то вскидывались, то плюхались в воду; лодки, привязанные нос к носу, часто-часто клевали, будто куры на детской игрушке.
Дальше теплоход пошёл ровным ходом, мерно разматывал под текстильный шум движка берега. Между деревьями и внизу, на камнях, мелькали растянутые палатки. По срезу известняка чернели пещеры, будто кто-то вдавливал в пенопласт горящие окурки.