Взор целителя пылал, зажженный факелом памяти. Пальцы рук сжимались, хватая воображаемый тесак, губы шептали грозные слова, но Петер Сьлядек не знал арабского и не мог понять бывшего пирата.
Бывшего безумца.
Птенца острова Монте-Кристо.
– И все это время вы пили кровь?
– Что?! – Целитель уставился на бродягу, словно дурацкий вопрос силой вырвал его из сладостных воспоминаний. Сталь и огонь с неохотой покидали взгляд синьора Сфорца. – А-а… нет, не пил. Мне это было не нужно. Зато при абордаже я опять сходил с ума. Алжирцы старались в такие минуты находиться где-нибудь подальше. Только Андреа, один Андреа… Всегда рядом, всегда спиной к спине. Его я не тронул бы, даже будучи трижды безумен. Но под Джербой корсиканец Андреа Сфорца погиб в сражении. У меня не было имени, не было прошлого, я ничего не знал о своих родителях. И я подумал, что Андреа Сфорца – имя не из худших. Так он продолжил жить – во мне. Его историю я знал наизусть – он часто рассказывал о своей жизни на Корсике, о злополучной поездке на Монте-Кристо. А кровь… Нет, не пил. И никому не давал пить свою. Потом великий Хайраддин состарился и умер в Стамбуле, я бросил ремесло пирата, перебравшись в Геную… Вот, с тех пор возвращаю разум несчастным умалишенным. Может, Господь в милости своей простит грешнику хоть часть свершенных им злодеяний?
– Простит! Обязательно простит! – заверил Петер.
И опять смутился, сообразив, от чьего имени дает такие удивительные, а главное, беспочвенные обещания.
Впрочем, целитель не обратил внимания на промах бродяги.
– Уходи, – приказал он тихо и властно. – Уходи, пока я не раскаялся в своей болтливости!
На краю забытой чаши, под убийственной головкой аспида, сидела муха. Суча лапками, она была похожа на крохотного монашка во время молитвы.
Змея из серпентина с интересом изучала крылатого святошу.
Поначалу Сьлядек двинулся к балкону, но быстро вспомнил, что приличные люди выходят из комнаты иным образом. Даже если пришли по карнизу. Возле двери, рискуя вызвать страшный гнев экс-пирата, он задержался у лежанки: безумец Ромео проснулся, глядя на гостя заспанными глазами. Лицо сумасшедшего поразило Петера. Что-то новое рождалось в этом лице, являлось на свет в крови и нечистотах, как приходит в мир любой младенец – будущий король, пират или лекарь.