– Ах, верно, я и забыл! А что, у вас на квартире нет прямого телефона?
– Конечно, нет.
– По штату не положено? – засмеялся Сталин. – Ну, хорошо, спокойной ночи.
И опять, точно так же, как и в первом случае, на следующий день я обнаружил у себя на письменном столе рядом с городским телефоном еще один аппарат. Это был правительственный телефон, так называемая «вертушка». «Вертушкой» он назывался потому, что в то время в Москве городская телефонная сеть была ручной, то есть приходилось называть номер телефонистке центральной станции, а в Кремле установили первую в Москве автоматическую телефонную станцию. Вызов абонентов этой ограниченной количеством номеров правительственной телефонной станции происходил так, как это делается теперь, то есть каждый вертел диск аппарата, отсюда и название «вертушка». Позже этот телефон называли «кремлевка».
Конец декабря 1939 года.
У Сталина хорошее настроение, он шутит, смеется. Расхаживает вдоль кабинета, пыхтит погасшей трубкой.
– А сколько вам лет, молодой человек?
– Тридцать три, товарищ Сталин.
– Сколько, сколько? Тлицать тли? – шутит он, желая подчеркнуть мое «младенчество». – Это хорошо.
Набил трубку табаком, разжег ее, остановился передо мной и уже серьезно:
– Вы коммунист?
– Да, товарищ Сталин.
– Это хорошо, что коммунист, это хорошо…
И он опять стал прохаживаться, повторяя в раздумье: «Хорошо, хорошо»…
Очень скоро я понял, почему в этот вечер Сталин интересовался моим возрастом и партийной принадлежностью.
9 января 1940 года произошло событие, оказавшее большое влияние на всю мою будущую работу, особенно во время войны.
Я сидел за столом в кабинете у себя в конструкторском бюро, занятый составлением доклада о ходе испытаний нашего истребителя. Раздался звонок кремлевского телефона, и мне сообщили, что будет говорить Сталин.
– Вы очень заняты? Вы не могли бы приехать сейчас? Нам надо решить с вашей помощью один организационный вопрос.
Я вызвал машину и через 15 минут был в Кремле.
– Вас ждут, идите скорее, – сказал Поскребышев.
В кабинете кроме нескольких членов Политбюро находился также коренастый, русоволосый, не знакомый еще мне человек.
Сталин поздоровался, пригласил сесть и сказал, что ЦК решил освободить от должности наркома авиационной промышленности М.М. Кагановича, как не справившегося. Сталин дал Кагановичу довольно нелестную деловую характеристику.