— Извинения приняты. — официальным тоном произнес я, внутренне
потирая руки. Третье лицо, значит. Это уже хорошо!
Раньше, если судить по историческим записям, каких-то двадцать
лет назад, вся семья обвиняемого в политическом преступлении
аристократа попадала под удар. Но после курса, взятого нынешним
императором, тем самым, который мой дед обзывал
“дерьмократическим”, участие рода в делах главы семьи еще
требовалось доказать. Поэтому и появился такой юридический статус,
как “третье лицо”.
Он обозначал, что мне, до тех пор, пока не будет доказано
обратное, за косяки предков ничего предъявлять не будут. Санкции на
род наложить могут, это да. Лишить преференций каких-нибудь,
налоговых льгот и так далее. Но никакого уголовного преследования
отдельных членов семьи.
И это дает мне надежду выйти из ситуации сухим. На санкции мне
плевать с самой высокой колокольни города Владимира — у Брюсов нет
ничего, чего можно лишить. Так что живем пока.
— Тем не менее, я прошу вас под протокол сообщить обо всех, в
окружении Алексея Яковлевича Брюса, с кем вы лично знакомы. — сразу
после формального прощения продолжил давить Хасимото.
Вот дался я ему! Пацан чудом ожил после приговора смертельной
болезни — конечно, он не в курсе, чем его дед занимался. У него все
мысли сейчас должны быть о девочках, и о том, чтобы экзамены
выпускного класса не завалить. А то не видать универа, как своих
ушей.
Но он же это все знает, не может не знать! Но спрашивает.
Дежурно или в самом деле подозревает внука заговорщика?
— Ну, с Яровым знаком, хотя он и нечасто к нам заглядывал.
Месяца два назад в последний раз, — принялся я вспоминать,
одновременно прощупывая реакции собеседника. — Еще с сослуживцем
дедовым, они порой с ним прогуливались по набережной. Карпов
Николай Елисеевич. Кто еще? А, Белореченский Антон Федорович! Этот
к нам на чай заглядывал с неделю назад. Да и все, пожалуй…
— Уверены?
— Нет, что б вас! Я их не записывал!
А вот это хорошая вспышка, да. Мне шестнадцать, гормоны еще
играют, плюс дворянская спесь. Достоверно вышло.
— Спокойнее, Роман Александрович…
А реакция на лице проклюнулась-таки! Досада и усталость. Значит,
дежурный допрос. В действительности он не верит, что я сообщник, и
не собирается это доказывать всеми силами. Тогда…
— А вы бы сами были спокойны, Олег Андронович? — незаметно от
“агента Хасимото”, я перешел на более доверительный тон. —
Возвращаешься домой, а тут твоего деда пакуют и в государственной
измене обвиняют! И вы еще толком ничего не говорите, только
вопросами сыпите! Что стряслось-то? Скажите уже!