Биньямин и Шлёма привычно уныло тянули свою опостылевшую телегу, когда их догнали кибитки, увешанные цветастыми тряпками. Друзья только ошалело крутили головами, оказавшись в центре гомонящей на незнакомом языке толпы. Мужчины с черными или седыми бородами, женщины в грязных цветастых юбках, сопливая детвора – все говорили одновременно, спрашивая, рассказывая, дергая за полы лапсердаков, шаря в тележке. Вот уже Бенин картуз на голове какого-то парня, а Шлёма напрасно ищет в кармане свой носовой платок, чтобы утереть пот с лица. Гомон прекратился по окрику бородача в красной рубашке, друзья услышали знакомые слова на польском.
Бахтало – так звали бородача, выслушал рассказ друзей про их злоключения.– А мы смотрим, что это за два странных рома кочуют с телегой без лошади! Да, кочующих евреев мы еще не встречали, вы будете первые. В толк не возьму – если вы хотите ехать в свой Иерусалим, так вам надо пробираться в Констанцу, что в Румынии. А вы толкаете свою коляску в сторону Вены. Ладно, поехали! Ответьте мне только на два вопроса. Как вы собирались перейти границу?
– Делай свой второй вопрос, Бахтале! – попросил Биньямин.
– Поклянитесь мне, что вы не убиваете христианских младенцев, когда выпекаете свою мацу!
Биньямин и Шлёма сидели в лесу недалеко от маленькой речки. Утром они вместе с Бахтало ушли из табора в этот лесок, цыган сказал им ждать до вечера и не высовываться, чтобы жолнеры не заметили их, вот они и ждали, когда стемнеет и вернется вожак.
Речка – граница, за речкой уже Австрия и перейти на ту сторону надо будет ночью.
– Слушай, Бенеле, может быть вернемся, пока не поздно? Ну не убьет же нас твоя Рахиля? Ну, покричит, ну стукнет по шее… А то ведь – Констанца, Иерусалим, граница, солдаты… Подумай? – Нет, Шлёма, нет! Знал бы ты, каково это, ждать вечер и думать «Неужели снова?! Снова придет эта бегейме! Нет»
Биньямин долго молчал и продолжил:
– Мне теперь только в Иерусалим. И не только от Рахили. Приду в Святой город и начну жизнь праведную, может быть тогда я не обращусь в прах после прихода Машиаха и Суда. Прости меня, Шломеле, если сможешь.
– Что ты такое говоришь, ты мне как брат, больше, чем брат – почему ты должен просить у меня прощения?
– Каждый еврей знает, что было написано на скрижалях, что Моше принес с горы Синай. Так почти нет такой мицвы, чтоб я ее не нарушил. Вот может быть еще не убил никого, а если вернусь к Рахили, так и эту заповедь оскверню.– Что ты такое говоришь?! Как это?!