высотой, как девочка белела от страха и начинала так жалобно причитать, что казалось, заставит зарыдать камень. Оливия закатывала глаза и взмахивала руками, хозяин хмурился и вздыхал, а Катарина, запутавшись в юбчонках, падала на землю, задирая ноги в полосатых грубых чулках выше головы. А после, кое-как отряхнув жалкую одежду, она бежала к Марселю за утешением. Эта парочка стала и вовсе неразлучной. Актёры лишь добродушно зубоскалили и отпускали нескромные шуточки. Однако ребятня не промах: вечно норовят устроиться на ночлег в обнимку.
Несмотря на скудную еду, холод и постоянное блуждание по дорогам, Марсель ни по чём бы не променял теперешнюю жизнь ни на какую другую. Только угодив к бродячим циркачам, он, наконец, почувствовал себя не пришлым чужаком, а частью этой странной и разношёрстной семейки. Ему нравилось, что в ней царила настоящая взаимовыручка и искренняя забота друг о друге. Хотя, сказать откровенно, воспитатели из актёров Жозефа Базиля были никудышными. Речь их была грубой, манеры оставляли желать лучшего. Марсель и Катарина спокойно сыпали бранными словечками, хохотали над непристойными шутками и были достаточно осведомлены о любовных отношениях мужчин и женщин. По счастью, детский возраст избавлял их от слишком жгучего интереса, им было достаточно зарыться в солому и прижаться друг к другу, стараясь согреться в зимнюю ночь.
Чем жёстче суровая повелительница снежных бурь вступала в права, тем охотнее Марсель ждал уроков Папаши Ястреба. Право же, когда стоишь, затаив дыхание, прижавшись спиной к деревянному кругу и едва успеваешь заметить летящий кинжал, пот градом льётся по лицу, и кровь весело бежит по жилам, да так бойко, что от разгорячённого тела того и гляди повалит пар. Вот это дело! Ему всегда нравилось ощущение риска, и как же глуп он был прежде, что ради него готов был прыгать в убогую речушку или взбираться на мельничное колесо. Словом, Марсель чувствовал себя совершенно счастливым, если бы ещё Креспен был чуть поласковей со своим подопечным. Но Папаша Ястреб вовсе не собирался проявлять к мальчику даже мало-мальского интереса. Он лишь скупо давал мелкие поручения, бросал едкие замечания о нерасторопности Марселя и делал вид, что едва терпит навязанного ему помощника. Хотя иногда он растягивал узкие губы в одобрительной улыбке, но встретившись взглядом с мальчонкой, мигом хмурился и принимался отчитывать его за нерадивость. Но Марсель лишь пожимал плечами. Что поделать, раз уж Креспен такой нелюдимый и мрачный человек?