Ганя с неохотой общалась с деревенским людом, да и люд к ней не особенно тянулся. Что-то отталкивающее было в её внешности, что-то заставляло людей настораживаться. Может быть причиной бвла её нелюдимость. Может, что еще.
Была она истой староверкой, как и её родители, которые держали дочь в строгости. Ни на посиделки, ни на гулянки, ни в хороводы её не пускали. Они были единственные единоличники в деревне. Как их ни уговаривали, как ни запугивали, как ни облагали немыслимыми налогами – они в колхоз ни в какую. Наконец власти махнули на них рукой, и зажили они своей праведной староверческой жизнью.
С утра до ночи карячились они вместе с Ганей на своей скромной полосе, умудряясь обеспечивать себя хлебом до нового урожая. Сажали много картошки на заброшенном поле. Окашивали, с разрешения председателя колхоза, разные неудобья на сено для коровы. Короче, изворачивались как могли.
В семнадцать лет выдали Ганю замуж за парня из соседгей деревни, Яшку Клешню, тоже старовера. Он переехал жить к Гане. Колхоз выделил ему положенный пай и жизнь староверов улучшилась.
Когда началась война, парни, приятели Яшки, подговаривали его бежать от призыва вмесе с ними в дебри за Юфервское болото, переседеть войну, но он откзался. В военкомате Яшка заявил, что из-за религиозных убеждений, стрелять в людей он не будет и попросил военкома направить его туда, где не носят оружие. Очень странно, что в то сполошное, напряженное время, просьбу его уважили и направили санитаром в санитарный поезд. Но война подлая она везде достанет. Разбомбили немцы поезд, где Яшка санитарил. Под бомбами погиб и Яшка. Осалась Ящиха вдовицей на всю оставшуюся жизнь. Детей у неё не было.
Ганя в деревне считалась колдуньей. Почему такое мнение вызрело – непонятно, поскольку фактов её колдовства некто не мог привести. Ну ворожила она, конечно, гадала на картах очень складно, разные снадобья из трав готовила, но чтобы колдовать, то нет. И тем не менее, когда Ящиха умерла, народ в деревне вздохнул с облегчением. Видно на людей отталкивающе действовал её тяжелый взгляд.
Характерно, что никто из деревенских не позарился на Ганино добро, да и избу не тронули. Так и стояла она неприкаянная, постепенно ветшая и оседая. Ветры посрывали дранку с крыши и началось интенсивное гниение венцов. Вскоре не выдержала матица и рухнул потолок, обвлились стены и через десять лет вместо избы высился за болотцем холм, поросший крапивой и иван-чаем. Из зарослей торчали остатки бревен. Деревенские обходили холм стороной.