В первую очередь, нам требовалось перераспределить обязанности. Затем выбрать день, с которого начнется новая эра на кухне. Вернее, вечер накануне дня «Д». Под градом дневных заказов у нас не было физической возможности посвятить время и силы заготовке продуктов впрок. Здесь надо было сделать ход конем, запустить маховик в понедельник вечером (бар в это время был закрыт после буйного уик-энда), чтобы уже во вторник самим оказаться на коне. Продумав все мелочи, я доходчиво объяснил своим подмастерьям смысл нововведения. И у нас получилось. Самое забавное, что Жирдяй Тони долго не мог понять, как нам удается разгребать заказы без обычной запары. Теперь кухня работала, как часы.
Изменило ли это отношение хозяина? Стал ли он кричать меньше? Я смотрел на его красную рожу, скорченную в гневной гримасе, и ничего не слышал, как если бы кто-то оставил изображение, полностью убрав звук. Я думал: у меня университетский диплом, я столько лет преподавал в частной школе и до сих пор легко цитирую Байрона или Бодлера в оригинале. Что же стало с моей жизнью? Как меня угораздило застрять в этой дыре? В чем должна состоять вина человека, чтобы из уютного офиса в Мэдфорде (PacoRabanne, круассаны с земляничным джемом, новинки в «BookaMillion», выставки и концерты по выходным) вдруг в одночасье оказаться на заплеванной жиром кухне перед телячьей вырезкой, где патологически злобный имбицил ежедневно и ежеминутно толкает тебя к выбору между тюрьмой и инсультом.
На самом деле, вопрос был риторическим. И я, разумеется, знал ответ. Среди тысяч поездов в безнадегу в этом мире есть один сумасшедший экспресс, который за секунду гарантированно доставит вас из райского блаженства в самую задницу мира. Имя ему – любовь.
Пару фотографий в черной мантии и магистерской кэпи обошлись мне в двадцать девять тысяч долларов. По остатку. Это был далеко не самый большой долг. Многие назвали бы его приятным. Прочие университетские выпускники, оказавшись за порогом Альма Матер, задолжали Дяде Сэму пятьдесят штук и больше. Но мне все время удавалось находить подработки. Я редактировал чужие книжки, обучал языку иммигрантов и каждое лето проводил в лагерях, дрессируя детишек. Домой я приезжал только на Рождество, да и то не каждый год.
Наука давалась мне легко. Где-то с третьего курса в академической среде преподавателей нашего колледжа каким-то негласным образом сложилось твердое убеждение, что я непременно останусь для получения PhD, а там в скором времени пополню лавы профессорского состава. Увы. Они пытались увидеть меня там, где сам себя я совсем не видел. После сотен книг и пособий, наскоро проглоченных за пару лет, у меня осталась изжога. Мне нужно было передохнуть и осмотреться. Я разослал резюме в несколько школ, где требовались преподаватели английского и литературы. Школьная программа, представлялось мне, не требует особых пируэтов, и богатый «лагерный» опыт мог стать дополнительным плюсом в пользу моей кандитатуры.