У меня зазвонил телефон. Я сняла перчатку и приняла вызов:
– Охотникова.
– Евгения? У вас все в порядке?
Это был Сташевич.
Иосиф Леонидович казался непривычно возбужденным.
Я слегка занервничала – обычно юрист отличался завидным хладнокровием.
– А что у нас может случиться? Все в норме. Вот вышли на прогулку. Ситуация под контролем.
– Я имел в виду лично вас, – пояснил адвокат. – У вас все нормально?
Вот тут я удивилась. С тех пор как мне исполнилось восемнадцать – а надо признаться, это было давно, – никто не беспокоился обо мне. И не потому, что я так уж одинока или меня окружают сплошь черствые люди. Просто я привыкла сама справляться с проблемами.
– Рад это слышать. Я знаю, что на вас можно положиться, Евгения, но все-таки вы там поглядывайте…
– Ладно, Иосиф Леонидович, я удвою бдительность, раз вы так беспокоитесь, – сказала я наконец, мечтая прекратить бесполезный разговор.
Лу тащила меня вперед, как маленький и упорный оранжевый трактор. Мы уже почти дошли до леса.
– Расскажите, как Марина Эдуардовна перенесла оглашение завещания, – юрист перевел разговор на другую тему.
– А, вполне предсказуемо. Послушайте, вы не думаете, что она возьмет и натворит каких-нибудь глупостей? Мне кажется, у нее на уме какая-то гадость.
Я покосилась на Лу, но девочка не слушала.
– Не волнуйтесь, Евгения, у меня все под контролем, – усмехнулся адвокат. – Что бы там ни придумала эта женщина, у меня предусмотрен ответ на каждый ее предполагаемый ход.
– Тогда до встречи.
Я попрощалась и прервала связь.
Сташевич вел себя странно.
Может быть, адвокат просто стареет? Становится сентиментальным, начинает беспокоиться о вещах, которые раньше считал само собой разумеющимися? Еще год назад, когда мы работали вместе по делу Серебряка, юрист был жестким и сентиментальностью не страдал.
Девочка, пыхтя, тащила меня вперед.
– Эй, Лу, куда мы идем? – Я потянула малышку за руку. Та остановилась, глядя в землю. – По-моему, пора возвращаться. Как насчет мультиков? Пойдем, а то замерзнешь. Вон, у тебя уже нос посинел и сейчас отвалится.
Девочка уставилась на меня круглыми глазами, сдернула варежку и поспешно потрогала нос. С облегчением рассмеялась и сказала:
– Ты врешь! Врать нехорошо. Кто говорит неправду, будет как Пиноккио. У него нос вырос.
Теперь уже я схватилась за нос.