Княжий сыск. Последняя святыня - страница 7

Шрифт
Интервал


– Тять, – Мишаня решился прервать общее молчание: у тятьки с мамкой несогласие, их не переждешь, – ребята на речку звали, можно я пойду?

– А? – очнулся от дум отец. – На речку? Сбегай, но недолго, смотри: после полудня на покос с тобой поедем, сено грести…

– Ладно! – Мишаня проворно допил молоко из кружки, перекрестился и полез из-за стола.

– Так! – сказал Никифор. – Вижу, ночь вас не рассудила! Давайте сейчас вместе решать…

Сноха промолчала, лишь ниже склонилась к ребенку, и на ее задрожавшую руку с зажатой ложечкой одна за другой капнули несколько слез.

– Да что я не понимаю, что ли, что не время уезжать мне? – в голосе Александра сквозила досада на себя, на жену, на весь свет. – А что поделаешь… Ржи нынче соберём не больше, чем сеяли, вся сгорела в такую сушь. Скотину тоже до следующего лета не убережём, только на корову сена хватит, бычка с телушкой осенью под нож придется пустить. А ведь скоро приставы заявятся: княжью долю отдай, церковную десятину плати, за кузню плати!

Он засопел, встал из-за стола, пересел на лавку ближе к распахнутому окну и, уставясь невидящими глазами на сонную млеющую под все более припекавшим солнцем кривую сельскую улицу, замолчал. Плечи жены судорожно затряслись от сдерживаемых рыданий. Старик кузнец, приобняв, погладил невестку по упавшей на его плечо голове:

– Ну, ну, будет, Машутка, успокойся – никуда он не денется, не впервой. Ты же знаешь: Сашка, он такой… выкрутится. Смотришь, недельки через три и возвернется! Правду ведь говорит, не вытянуть нам в эту зиму. Добро бы только нам, а то ведь и матушка твоя на нём. После похорон батюшки она уж не работницей стала. Вся семья у нас – излом да вывих, на мужа твоего только и надежды. А из Твери воротится с прибылью, глядишь, и заживем! Он тебе и подарок какой в городе купит, монисту иль подвески серебряные… Мишане пояс шелковый, сапожки.

– Ой, да разве в подарках дело! – отрываясь от стариковского плеча, со слезами в голосе проговорила Марья. – Что ты меня как маленькую успокаиваешь? Нехорошо мне на душе, тоска какая-то…

– Ты это брось… ты гони тоску эту… накаркаешь, не приведи Господи! – закрестился кузнец. – Знаешь, как говорят: кому сгореть, тот не утонет. Ой, смотри: муха в молоко упала, точно – к подаркам!

Засмеялись все вместе, даже Марья невольно улыбнулась. Александр подошел, оторвал жену от старика, сжал в больших ладонях мокрое от слез лицо, поцеловал: