Я еще никогда ни у кого не видел на лице столь резко выраженного страдания. Показалось даже, что Андрей Петрович плачет без слез.
– Такая получается петрушка, – с печальной усмешкой произнес Андрей Петрович. – Такая произошла метаморфоза с бывшим баловнем судьбы. Однако, пора двигаться в порт, – добавил Андрей Петрович, поднимаясь потягивающимся движением с кресла.
– Спасибо, брат, за терпение, с которым выслушал меня, – с этими словами я ощутил крепкое рукопожатие Андрея Петровича. – Поверь, у меня полегчало на душе. И все равно запомни: несмотря ни на что надо любить жизнь, надо поддерживать в себе угасающий оптимизм, оставаться борцом. И постараться верить в Бога. До свидания, Леня, может, еще свидимся, если повезет.
Я хотел спросить у Андрея Петровича его адрес, но тот уже вышел за дверь номера. С его уходом я ощутил вокруг себя холодную пустоту. За несколько часов общения Андрей Петрович успел стать для меня близким человеком. И теперь мне было очень-очень грустно.
Я встал, подошел к окну. Наступающий день замел остатки недавней пурги, окрасил небо прозрачной голубизной. Из-за впадины между далеких сопок выглянул краешек поднимающегося солнца. Застывшими замерзшими птицами сидели на взлетном поле самолеты, около которых уже двигались люди.
Переведя взгляд на дорогу, ведущую в сторону аэропорта, я увидел на ней удаляющегося мужчину с чемоданом в руках. Шел он не спеша, чуть ссутулившись, но держа голову прямо.
Вот мужчина остановился, поставил чемодан рядом и оглянулся назад в сторону поселка. Я сразу узнал в нем Андрея Петровича. Несколько минут он всматривался перед собой, словно пытаясь найти последнюю ниточку, соединяющую его с пока еще реальным прошлым. Затем Андрей Петрович медленно двинулся дальше. Еще два-три раза обернулся, пока совсем не скрылся за уклоном дороги.
ВИЗИТ К КОЛДУНЬЕ
Пять лет жизни на Крайнем Севере пролетели для меня как один день. И если бы не здоровье детей, я посвятил бы Арктике больше времени.
После романтической журналистской работы в условиях вечной мерзлоты газетная жизнь на материке несколько потускнела, стала более однообразной. Меня стали приучать к более упрощенному и строгому слогу, не докапываться до душевных пристрастий людей. Во всех материалах должна была присутствовать направленность, связанная с задачами партийных съездов и конференций. В такой работе прошли десять лет.