Но в его голове уже созревал план реформ - не только для
ускорения внутренних дел, но и для подготовки ответов на внешние
вызовы, которые неотвратимо шли их путём. Подобно художнику,
тщательным и деликатным мазком, он планировал заново создать образы
будущего советского общества так, чтобы его идеи стали недоступны
для однозначных нападок. Каждый шаг он рассчитывал заранее, нежно
вписывая свои задумки в дух времени.
Неуёмная жизнь вокруг могла стать катализатором или причиной
краха. На горизонте уже виднелись тени политической борьбы, но
Маленков, обладая терпением и надеждой, продолжал свою работу как в
тени, так и на видимом уровне. Он старался не спешить, понимая, что
списывание первого варианта текста — неотъемлемая часть творческой
работы лидера, и каждый его шаг позволит создать ту структуру, в
которую он позже сможет вселить свои идеи для великого будущего
страны, которое он так любил.
Таким образом, сидя в своём кабинете с настольным светом,
Отечество казалось ему не просто страной, а живым организмом, где
всё должно быть гармонично и взаимосвязано. Маленков знал, что
воздействовать на сердца и умы людей можно лишь в том случае, если
и сам он станет неким испытанием, воплощением идеи, личным символом
целей, которые требуют выполнения. В этот вечер он смело продолжал
писать свои планы, строя мосты, которые, как ему казалось, должны
были привести его к истинной власти в новый, преобразованный
СССР.
— Теперь ты мой, ХХ век, — прошептал Маленков, гася свет. — И я
не отдам тебя им.
Колокол бил трижды, и каждый удар
будто врезался в сознание Маленкова, напоминая о необратимости
произошедшего. Сталин умер. История сделала вдох, готовый
выдохнуться новым витком.
Чем больше размышлял Маленков, тем
яснее становилась его риторика, его цель – не допустить хаоса в
стране. Он знал, что на горизонте уже обозначаются первые признаки
раскола среди партийной элиты – различные фракции, группы
сторонников. В то время как одни продолжали лоббировать жесткий
консерватизм, другие стремились к менее строгому подходу и открытию
для западных идей. Маленков был тем, кто мог объединить эти силы,
продвигая умеренность и разум, чтобы выработать стратегию, которая
обеспечит прогресс, не нарушая основополагающих принципов.
Он вспомнил разговор с Булганиным,
который всегда был одним из самых чутких среди членов Политбюро. Их
беседа о возможных реформах, которые могли бы задать новый вектор
развития, была полна искреннего интереса и стремления к переменам.
Булганин, хоть и казался сдержанным, обладал харизмой, которая
могла ускорить внедрение начинаний. Маленков решил, что надо
запустить неформальные обсуждения с теми, кто готов поддержать его
идеи.