– Коля, ты не похмелился с утра? – сердито перебил Шуваев. – Какая маркитантка, какая комиссия? Ковригин еще ничего не знает. Вот что, Егор, скажи: тебе поручили обзванивать неплательщиков. Технический секретарь не справляется. Ну, кажется, все предусмотрели – звони, орелик!
Я набрал номер, сверяясь с подсунутой мне бумажкой, потом ждал, слушая мучительные гудки.
– Слушаю вас, – отозвался тяжелый мужской голос, оторванный от чего-то важного, скорее всего, от рукописи.
– Здравствуйте, Алексей Владимирович, вас беспокоят из парткома.
– Чему обязан? – удивился он, окая.
– Вы не могли бы приехать в партком?
– Когда?
– Когда… – Я вслух повторил вопрос, словно бы в раздумье.
– Как можно быстрее! – шепотом подсказал Лялин.
– Как можно быстрее, Алексей Владимирович, – скорбным эхом повторил я.
– Не мог бы. Уезжаю. Домой. В деревню. А в чем дело-то?
– У вас взносы не уплачены.
– Не может того быть! Я всегда за год вперед плачу. Проверьте!
– Ах, вот как…
– Именно так, голубчик! – Оканье приобрело недружелюбный оттенок. – Мне обычно Аринушка звонит. А вы-то, собственно, кто такой?
– Я?
– Вы.
– Полуяков.
– Не знаю такого.
– Я новенький.
– А раз новенький, у Аринушки спросите. Я в январе за год отвалил, полдня считала.
– Хорошо. Спрошу. До свиданья!
– Будьте здоровы!
И пошли гудки.
– Ну?! – в один голос вскричали все трое.
– У него взносы за год вперед уплачены.
– Это нарушение! – нахмурил кустистые брови Лялин.
– Его в Москве почти не бывает – то в деревне, то за границей. Ты столько голых баб в жизни не видел, сколько он – стран! – объяснил Шуваев и крикнул: – Арина!
Появилась заплаканная секретарша.
– Что ж ты мне, трындычиха, не сказала, что Ковригин за год вперед заплатил?
– Заб-ы-ыла…
– А куда ж ты его взносы девала? Профукала!
– По другим должникам раскидала… Когда они долги гасят, я за Ковригина вношу.
– Оч-чень серьезное нарушение! – вздернул крашеные брови Лялин.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Шуваев. – А почему за август не внесла?
– Забы-ыла!
– Дура, сгинь с глаз моих!
– У-а-о-у! – зарыдала несчастная и скрылась за дверью.
– Зря ты так, Володя! – упрекнул Лялин. – У девушки горе.
– Правда, что ли, муж ей изменил? – после тяжелого молчания спросил, явно сожалея о своей резкости, Владимир Иванович.
– Правда, – скорбно кивнул Папикян.
– С лучшей подругой… – добавил, осклабясь, осведомленный чекист.