Давид заметил, что взгляд девушки ушел со страниц книги, и она, продолжая держать ее в развернутом виде, все-таки слушала его. Поэтому продолжал:
– Однажды мне попался парень, молодой, лет двадцати-тридцати, от того что он был запущен, грязен, не стрижен и не брит, я все не мог понять какой у него возраст. Он рылся в мусорном баке, и явно отыскивал, что то поесть. Я со своими ребятами трудился неподалеку, и предложил ему поесть с нами. Так как мы только собрались отобедать. Каждый из нас принес еду в пластиковых лотках. Парни брезговали кормить его, и я предложил ему свою порцию, и он, с аппетитом, стоя в стороне, все съел, как говорят, за милую душу. А потом, через год, так совпало, мы работали в том же дворе, он к нам подошел. Выглядел уже в порядке. В рабочей одежде, сотрудника ЖЭКа, вымыт, в приподнятом настроении, розовощекий и слегка по хорошему располневший. Он не узнал меня, но, начал делиться воспоминаниями, что в прошлом году здесь была бригада, и что его здесь накормили. Что он хотел отблагодарить, хоть и не видит сейчас тех знакомых лиц. Он сказал, что хотел просто сказать, что его жизнь наладилась, у него есть, пусть неказистое, но жилье, работа, и смысл жизни. Он рассказал о том, как был наркоманом, как от него все отвернулись, даже родители, как он стал бездомным, как его отовсюду гнали со всех дворов, как он хотел покончить жизнь самоубийством, как ему было нечего есть, и как его здесь накормили. Он говорил, что тогда получил, не просто еду, но надежду на человечность. Наличие преступного сословия, маргиналов и отморозков, наверное, от части, следствие безразличия и циничности общества.
Девушка, явно имея на этот счет свое представление, понаблюдав за незнакомым молодым человеком, немного прониклась доверием, но, не желая знакомиться, все-таки решила поговорить скорее из любопытства к теме, и из тех соображений, что видятся они в первый и в последний раз:
– Вы знаете, все люди разные. И обманщиков очень много. Но среди этих людей есть те, кто по-настоящему нуждается. Поэтому одни выбирают не подавать милостыню никому, это крайность. Ведь таким образом относятся подозрительно, или предосудительно, оценивая других только по себе, осуждая и порицая всех, кто на ступень ниже, кто оступился и не знает, как выпутаться, или не хочет выпутаться. Будто у осуждающих не бывает проблем, будто все вокруг должны быть написаны под копирку их собственного представления об идеальном мире. Милостыню нужно давать всем без исключения, чтобы не пропустить того одного, кому она на самом деле предназначена, иначе милосердию не останется в этом мире места. А если человек попавший в беду не встретит и не получит порцию милосердия, хотя бы малую его часть, непременно озлобиться. Конечно, есть случаи, когда ты точно уверен, что милостыня пойдет во вред человеку, тогда лучше не давать.