Понемногу приходить в себя Алена начала, только когда самолет плавно оторвался от земли. Вообще, взлеты и посадки действовали на нее неоднозначно: с одной стороны, ей безумно нравились связанные с ними ощущения, с другой – мысли обострялись, в голове крутились обрывки фраз, словно вырванные из какого-нибудь религиозно-философского трактата: «Все вокруг – мелочно, глупо, бессмысленно. Значение имеет только сама жизнь. Судьба человека не зависит от усилий индивидуума, она продиктована свыше». Такое временное понимание устройства мира Алену раздражало, хотя и приводило к моментному умиротворению и покою. Теперь она, охваченная этим новым состоянием, украдкой взглянула на Вадима: за все утро они не сказали друг другу и двух десятков слов. Вадим был явно чем-то крайне недоволен.
– Ты злишься? – Она робко положила свою ладонь ему на колено. Хотелось утешить. – Не надо. Если я чем-то обидела тебя, то неосознанно. Прости.
– Если бы сознательно, на месте бы тебя за такие выходки прибил! – Вывести Вадима из себя было непросто. Но уж если такое случалось, безопаснее всего было спрятаться куда-нибудь на другой край света. Замкнутое пространство салона самолета таких возможностей не предоставляло.
– Вадим, прости меня ради бога, я не специально. Я даже не знаю, о чем ты говоришь! – Алена изо всех сил старалась изобразить невинное выражение и раскаяние на лице. Было это не просто, хотя бы потому, что она действительно не имела ни малейшего понятия, о чем идет речь.
– И не узнаешь! – Вадим повернулся к ней. – Такого унижения мне испытывать еще не приходилось – это ж надо было настолько расчетливо и цинично меня послать!
– Я – тебя?! – Алена искренне удивилась и даже испугалась. – Я и представить себе такого не могу!
– Зато я теперь могу – и в полной мере! – Он отвел глаза и посмотрел куда-то вверх. – Знаешь что?
– Что? – Алена внутренне напряглась, предчувствуя ответный удар.
– Мы с тобой не то что два года, мы с тобой и двух недель не протянем один на один. Поубиваем друг друга. Господи, и откуда ты взялась на мою голову?!
Алена молчала. Не то чтобы были сожаление или обида – нет. Этих чувств она себе в жизни давно не позволяла. Но досада оказалась страшной, невообразимой. Смутно, сквозь туман, она вспомнила, что решила вчера по пьяной лавочке в жизни больше не подпускать к себе Вадима, если только он не найдет выхода из ситуации и не женится на ней. Не назовет ее единственной женщиной в своей жизни. Видимо, всю ночь она со свойственным ей темпераментом занималась тем, что оберегала от Вадима свою честь. Алена покраснела, представив, что именно она могла ему ради такого дела наговорить.