Ну, котлеты мы разогреем. И пюре заодно, отвердевшее, как
утоптанный снег… Я зажмурился. Хорошо!
Что ни говори, а завтрак в безмолвии и одиночестве, когда всё
спокойно и никуда не торопишься – это особое удовольствие. Ты не
ешь, нервно поглядывая на часы, а смакуешь! А на десерт – чай с
пирогом. И тишина…
Конечно, в эти плавно текущие минуты я испытывал чисто мещанские
радости – ничего не делал, да пищеварил, – но кто сказал, что «il
dolce far niente» не подобает мужам – ученым и государственным?
Можно же, хоть иногда, побездельничать? Разнообразия для?
С сожалением углядев дно теплой чашки, я отставил ее и сменил
вид недеяния – стал рассеянно глядеть в окно, на две сосны у
забора.
Не удержался, заказал и сам заплатил, чтобы во дворе росла хоть
пара хвойных пород из леса. Спецмашина выкопала сосенки –
крепенькие, в два человеческих роста, вместе с корнями в кубометрах
земли – и бравые садовники пересадили деревья.
Та, что левее – или правее? – надумала чахнуть по весне, но я ей
втолковал, что подобное поведение весьма для меня огорчительно.
Лично подкормил вонючим компостом, и сосна вняла – приняла́сь,
зазеленела…
Звонок радиофона спугнул мысли, рассыпая их на фонемы.
Дотянувшись до «ВЭФа», я ожидал узреть на экране сюсюкающее
«Риточка» или «Юлечка», а увидал короткое и твердое «Путин».
Воздыхая, пальцем придавил зеленый кружок.
– Да, Владимир Владимирович?
– Здравствуйте, Михаил Петрович, – донёсся до меня негромкий и
сдержанный голос. – Елена Владимировна доложила мне о событии…
которое не должно было произойти. Хм… Знаю, у вас радиофон с
шифратором, но всё же… Вы не могли бы подъехать?
– Ну, разумеется, – ответил я, начиная переживать. – Еду.
– Жду, – обронил радик, и погас.
– Вот, вечно всё испортят… – мое ворчание разнеслось по холлу,
однако холодный пузырь беспокойства надувался внутри сильнее и
сильнее, вытесняя лень и сонную истому.
…Десятью минутами позже «Чайка» выехала со двора.
Терпением я никогда не отличался, да и ждать не люблю. Что мне
оставалось? Гнать.
Сразу за КПП к моему «членовозу» пристроились два черных,
приземистых «ЗиЛа». Кортеж раскрутился на заворотах эстакад, и
понесся к Москве.
Тот же день, позже
Москва, площадь Дзержинского
Столица недурно подготовилась к росту благосостояния трудящихся
– и к нашествию автомобильной орды. Въезды повсюду широкие, кое-где
по десять, даже по двенадцать полос, но вот центральные улицы не
раздвинешь.