Не угаси лампадку! - страница 14

Шрифт
Интервал


Пусть боятся все великого царя

А в случае неповиновения:

Им башку отрубит царь топором,
Их прокалывать будет мечом!

А заканчивается в духе православной традиции:

Царь-батюшка наш, православный,
Не найдётся тебе в силе равный!
И душой ты добрый, справедливый,
И умен, и заступник неленивый.
Слава! Аминь.

Тетрадочка «государственного издания им. Пушкина» украшалась самодельной печатью с четырьмя скрещенными саблями и двумя револьверами. В этом шедевре из 12 страниц не забыт никто, каждому из одноклассников посвящены персональные строчки, часто по-мальчишески категоричные и ехидные. Пожалуй, только один Валя удостоен похвалы, и даже благословения в конце каждой странички, а завершается опус словом «Аминь», то есть «да будет так».




Дети вырастали, а мать Вали так и не сумела приспособиться к новым условиям: не смогла или не захотела устроиться на работу, что, впрочем, тогда было не так-то просто, а русской интеллигенции тем паче, да и детей некуда девать: в то время ещё не была организована система общественного воспитания, а иметь няньку могли лишь крупные партийные босы, а не «бывшие служители культа». Нелегко избалованной барышне встроиться в совершенно иную жизнь, и знания французского и немецкого нисколько не помогало. Первоначально она, как и многие другие из её окружения, тешила себя надеждой, что долго так продолжаться не может, и вскоре вернётся «мирное время», как она называла дореволюционную жизнь. Неужели можно до основания разрушить привычный быт и отнять у людей всё, что было нажито ни одним поколением!?

Не правда ли, как всё это нам теперь мучительно знакомо! Только тогда отнимали в пользу государства, а теперь всё, что сделали мы и наши родители, широким потоком потекло в карманы к кучке нуворишей, политических внуков самых одиозных из революционеров. Правда, и тогда некоторые из «борцов за народное счастье» повеселились и пошиковали на русских косточках, пока их не расстреляли. Например, Зиновьев вагонами перегонял из Германии парфюмерию, тряпки, вина и прочие радости комиссарской жизни, и это в то время, когда в стране был голод! Троцкий гулял по ресторанам, пристреливая на месте любого, кто чем-либо раздражил его больное самолюбие. Позднее много подобных деятелей пострадало от «жестокого» Сталина, превратившись в так называемые «жертвы репрессий».