Дальше был участок Олега и матери его, тети Инги. Тетя Инга занималась цветами – простыми, типа флоксов и душистого горошка, но их было много – даже перед забором вдоль канавы росли цветы, розовой пеной заливая забор. Олег был известен тем, что у него был «Мерседес». Где он работал, чем занимался – никому не известно. Только он с утра до вечера возился со своим «Мерседесом». То ли «Мерседес» попался бракованный, то ли руки у Олега чесались, а только он неделю лежал под машиной, чтобы потом выехать на один час куда-нибудь, и опять под нее. Такая вот судьба у человека.
За Олегом по левую сторону переулка было пустое пространство, а дальше жили цыгане, тетя Таня с мужем Евграфом, но жили тихо, не шалили.
А по правую руку первым был участок дяди Юры и тети Марины. Они приезжали только на лето и жили незаметно, как сверчки за печкой. Вечерами у них на веранде до утра горел свет. Раз Нюшка увидела, как тетя Марина лежит в гамаке перед верандой и кормит титькой младенца, а дядя Юра сидит на ступенях веранды и чистит картошку.
За ними находился участок дяди Автандила, то ли грузина, то ли армяна, но очень доброго, даром что нерусский. А дальше жили Писатель (так его все называли) с женой Татьяной Аркадьевной (Нюшке и в голову не приходило назвать ее тетей), и дядя Витёк, с женой, кругленькой и ладной тетей Ангелиной.
За дядей Витьком было большое пустое пространство, поросшее тимофеевкой и клевером, но про то разговор впереди. Ну, а последней было изба в два этажа – Нюшкина, стало быть. И частенько летним погожим вечером до остальных участков в переулке из этой избы доносилась песня: дедУля совсем не старческим и надтреснутым, а неожиданно молодым и чистым голосом выводил:
А бабУля тоже даже не подпевала, а вторила звонко и певуче, по-женски:
Северные дали,
Выцветшая синь…
И исполнение их напоминало работу столяров-краснодеревщиков: дедУля, значит, вырезал из какого-нибудь благородного ясеня что-то витиеватое, а бабУля полировала это что-то и покрывала прозрачным, мерцающим в полумраке лаком.
Значит, так и жила Нюшка с дедУлей и бабУлей, а также собакой Облаем и котом Степаном Митрофанычем.
Степан Митрофаныч был степен, немолод и больше всего любил принимать величавые позы на глазах изумленных зрителей. Особенно ему нравилось, когда им громко восхищались. Впрочем, иногда Степан Митрофаныч решал напомнить, кто есть кто в доме и устраивал мастер-класс по ловле мышей. На это у него уходило столько же времени, сколько человеку, чтобы выйти из дома до ветру и вернуться обратно. Он оставлял задушенную мышь в сенях и возвращался на свое место с ленивой грацией сутенера, контрабандиста или профессионального убийцы.