Голуби-голубы
По небу летят.
Северные губы
Нюшке нравилось сидеть на кровати рядом с разложенными из сказки вещами, саянами да аккордеоном. А ежели дедУля еще и футляр расщелкнет, то совсем хорошо: можно водить пальчиком по перламутровой, как бы светящейся изнутри поверхности, под непрерывные и бесконечные рассказы дедУли. Или разглядывать расшитый по вороту, рукавам и подолу жемчугом саян, прохладной тяжестью ложащийся на руку.
– Приехали мы, стало быть, в село, – рассказывает дедУля.
О чем это он? Какое село? Заканчиваться должно счастливо.
– Повели нас на берег реки, к проруби. А там бревна рассыпаны. Разобрали мужики бревна из воды, а к ним на цепях да на веревках бочка просмоленная. Отвязали они эту бочку да в село привезли. А как вышибли у ней дно, полна бочка оказалась огурцов, да каких! Малосольных, как будто вчера спроворены. Махонькие, один к одному. В феврале! И без всяких холодильников да морозильников, вот как. Только, – огорченно добавляет дедУля, – съисть их надо побыстрее, потому как через два дня пожелтеют.4
Нюшка звонко смеется, представляя, как полдеревни питается одними огурцами, чтобы не пожелтели. БабУля в это время вяжет носки, а Степан Митрофанович лежит между ними, не веря своему счастью.
Или, скажем, в другой раз дедУля вспоминал, как он познакомился с бабУлей: увидел новую медсестру в амбулатории и на следующий день помчался туда же – делать предложение. Ну, натурально надел чистые портки, белую нейлоновую рубашку и помчался в амбулаторию.
– Приезжаю – и что? – возмущенно повышает голос дедУля. – А она там с Серегой Цыпляевым, кузнецом нашим, шурымурничает: за ручку его держит, только что не отплясывает. Шимми, понимаешь?
Нюшке непонятно слово «шимми», но ей все равно весело. Дед на такие вещи был мастак.
– О чем ты говоришь! – возмущается бабУля. – Цыпляева тогда змея укусила! Должна же я оказать ему помощь!
– Змея там точно была, – дедУля подмигивает Нюшке. – Смотри, девка, не связывайся с хитрой бабой. Она тебя схарчит без соли и хлеба просто так, из природной вредности.
– Ульян Захарыч! – кричит потерявшая терпение бабУля. – Она же ребенок, чему ты ее учишь?
– Тому, что девка может вырасти в бабу, а может – в женщину, – объясняет дедУля и замечает вкрадчиво: – Ты про то, Ульк, и не слыхала, поди.