В лесу на них никогда не нападали волки и другие хищники. Не встречались и разбойники-конкуренты. А и тех, и других, по слухам, вокруг было множество. Но самое пугающее было в том, что несколько раз в лесу они видели такие картины, о которых потом старались не говорить даже друг с другом. Настолько вызывающе-бесстыдно вели себя странные женщины, мужчины и животные. Эти существа сначала призывно манили друзей к себе, а при отказе бесследно растворялись в воздухе. И это лучше всяких амулетов подтверждало, что «есть многое на свете, друг Горацио, что недоступно нашим мудрецам». И то, что идеологи привычного марксизма-ленинизма, вкупе с историческим материализмом, чего-то там недоучли.
Бабушка Линде по-прежнему лечила больных крестьян, используя заговоры, отвары и магические обряды. Поэтому в сыре, яйцах и овощах недостатка не испытывала. Другой вопрос, что своим ремеслом она не могла прокормить сразу трёх взрослых человек. Тем более, что само существование друзей, по общему уговору, они старались как можно дольше сохранить в тайне. А вот у «рыцарей» разбойничьи дела шли всё хуже. Богатые люди всё реже появлялись в страшной части Фалезского леса. Особенно небольшими группами. Теперь для промысла приходилось уходить в поход с двумя-тремя ночёвками. Дошло до того, что простолюдины, которых «оборотни» никогда не трогали, искренне считая себя потомками рабоче-крестьян, и те стали реже ходить по лесным тропам.
Настал день, когда бабушка Линде ушла в деревенскую харчевню с последними «рубленками». Так называли четвертинки деннария, на которые его делили крестьяне для производства самых мелких расчётов. Николай ускакал за водой, а расстроенный Владимир принялся вновь расчесывать гриву коня. Оба находились в полном боевом облачении, в котором проводили теперь большую часть времени, терпеливо приучая тела к тяжести и неудобству защитных доспехов. Единственное, что «оборотень» себе позволил, это снять укреплённые кольчугой перчатки и открыть забрало цельнометаллического рыцарского щлема.
Феоктистов с удовольствием вдыхал ароматный лесной воздух, благоухавший разнотравьем свежескошенного сена, которое сушилось под ближним навесом. Но в голове бродили невеселые мысли. Он тщательно восстанавливал в памяти план известной части Фалеза, прикидывая, где можно было устроить новую засаду. Ведь, если и дальше так пойдет, то им придется жевать вот это самое сено. Благо, хоть его они накосили.