Это время я предпочитаю не вспоминать без надобности. Оно запомнилось мне только вечным недовольным ворчанием тетушки Марты, мучительными запретами и постоянными упреками в никчемности.
И вот, как только мне стукнуло восемнадцать, а случилось это 28 июля 2154 года от рождества Христова. Я собрал в рюкзак весь свой нехитрый скарб, пару брюк, три рубашки и выходные туфли, набросил на плечи кожаную куртку и был таков.
Да, забыл сказать, в правом кармане у меня лежал небольшой кожаный бумажник, вмещавший все мои невеликие сбережения. А именно, тысячу двести пятьдесят кредитов, честно заработанные мною за четыре года моего мытарства в доме тети.
Хоть тетя и пилила меня ежедневно, я все же умудрялся подработать немного у местного старьевщика, помогая ему, иногда разобрать разный хлам, а когда и починить испорченную вещь, за что он награждал меня парой, другой кредитов.
Так я вступил на скользкую тропу взрослой жизни… Кем я только не трудился! И грузчиком на космоферфи, и глубоководным драйвером на исследовательском судне «Орегон». Два раза даже летал на Луну в качестве сиделки с престарелыми землянами, желающими продлить свое бренное существование в невесомости на спутнике.
И, наконец, нашел свое истинное призвание, я стал профессиональным бездельником. Это я так сам над собой шучу. Я писака, но не на окладе, а в свободном полете. Я никогда не пишу на заказ, только то, что считаю интересным, важным и нужным.
Сейчас мне тридцать три, возраст Христа. Я обеспечен, недурен собой, во мне чуть больше шести футов роста. Спортивно сложен, жизнь на природе и труд в саду, дают о себе знать. У меня короткие темные волосы, карие глаза и нос горбинкой. В общем, с девушками проблем у меня нет.
Когда мне совсем уж невтерпеж в Бельфоре, это небольшой старинный городок на востоке Франции, здесь я сейчас обитаю. Я сажусь на свой Харлей-Дэвидсон, и мчусь в свой небольшой домик, стоящий на берегу пруда и окруженный яблоневым садом.
* * *
Я вошёл в дом, но даже здесь, в родных стенах, я чувствовал какую-то тревогу. Я достал бутылку красного вина и бокал, придвинул к окну, выходящему на яблоневый сад, кресло-качалку и сел в него, прикрыв ноги шерстяным пледом.
В раздумье, я совершенно автоматически налил в бокал вина, и стал монотонно раскачиваться в кресле, задумчиво глядя на кроны деревьев и лёгкое зарево, дымкой зависшее посреди сада.