На каждом из неб - страница 7

Шрифт
Интервал


Супруги ваши к завтрему утру

Подушечки сошьют для геморроя

На коих можно отдыхать в жару".


Двор царский снова в пьянство окунулся,

Развратом день надеясь завершить.

Иван к себе расстроенный вернулся,

Решая, кто ж подушку будет шить.


Вошел и обмер: "Что за королева?!"

Упала челюсть, рот не запахнуть.

Лежит нагая на постели дева,

От шкуры захотела отдохнуть…


Визг тембру придавал щенячьей фальши,

Предатель-голос подло завилял:

"Ты не могла такою быть пораньше?

Я так тебя себе и представлял? "


Их секс, частично ритуалом ставший,

Невесте новой больше был к лицу.

Иван-царевич, несколько уставший,

Опять вернулся мыслями к отцу.:


"Власть укрепить? И яйца молодеют?

А, дальше что? Даст ключнице под зад?

А, если кто подушечку содеет?

С плеч головы фонтаном полетят!


Не сдерживаемый контролем жопным,

Он лосем брачным кинется вперед…

Обнюхается чем-то психотропным,

Себе мою невесту заберет.


Страна от его глупости устала,

Товарищи с ревкома ждут давно,

И время революции настало…

"Прости, пожалуй, батя! Жизнь – говно!"


Любимой свои мысли открывая,

Знал, не поймет, по недостатку лет.

Но, та достала, вдруг, из каравая

Две ленточки, наган и партбилет.


Лягушка оказалась агентессой,

А за стеной сигнал ждал полк крестьян.

Хотя, ей быть понравилось принцессой

И был уж больно по сердцу Иван.


Стране путч обошелся легче клизмы,

Престолу он, конечно, навредил.

Республика с чертами коммунизма…

А, суд Ивана, все же, посадил.


Всю царскую семью в Сибирь сослали,

Как не крути, враги и есть враги.

В пути две свадьбы старшие сыграли,

А после царь скончался от цинги.


Иван "двадцатку" отсидел и вышел,

Принцесса его с верностью ждала,

Хотя, после ревкома, как он слышал,

Лишь трахалась за деньги, да пила.


Нашел ее, потратив сил не мало,

Заплаканной и мертвой на полу.

К груди она руками прижимала

Обшарпанную старую стрелу.

* * * * *




Три поросёнка 18+

Их кабаниха родила двенадцать…

Из выводка осталось только три,

Умеющих за жизнь свою сражаться,

Провяленных снаружи и внутри.


Отца давно охотники убили,

Мать съели волки, братьев больше нет.

И, если бы они чуть слабже были,

То чей-нибудь составили обед.


Три поросёнка долго шли по трупам,

И шла за ними будто смерть сама.

Но, нету счастья в превосходстве глупом…

Решили себе выстроить дома.


Услышав, что они остепенятся,

Лес, затаив дыхание, умолк.

Все жители, уставшие бояться,