– Ну так как? Сам скажешь или обождём, что завтра молвит твой брат? – с досадой спросил молодой Ласкарь.
– Нет-нет, не надо! Он же немощен телесно и слаб умом, скорбен он…, – Силантий рухнул на колени.
– То наказание за его грехи и я, печалусь за него и молю господа даровать ему и тебе просветление, – твёрдо сказал Ласкарёв. – Ежели оно завтра к обедне не наступит, то уж не взыщи Силантий, – добавил боярин и резко повернувшись на месте, вышел в коридор. Вслед за молодым Ласкарёвым вышли и прочие.
Дверь в поруб закрылась и, Силантий остался один в темноте.
– А, ведь он, – этот грек молодший, у старого монаха то в эту ночь и не был. Как от Силантия вышел, так сразу со всеми своими людьми и уехал, – закончил свой рассказ горбун.
– Так-так, греки…. Решили поторопить события. Ну, что ж…, – задумчиво пробормотал государев дьяк Фёдор Курицын. – А ведь дело и впрямь важное, – дьяк сделал шаг навстречу горбуну. Тот осклабился гнилыми зубами, закивал своей седеющей курчавой шевелюрой. – Дело важное и завершить его должно тебе, – взглянув с прищуром на Епишку, твёрдо вымолвил Курицын. – Сам понимаешь, распустить своя языки кат Силантий и его полоумный брат не должны, – утвердительно добавил дьяк и покачал пальцем с тяжелым перстнем перед носом горбуна.
– Аха, это оно конечно, – закивал Епишка. Но тут же, как будто что-то вспомнил и напрягся. – Дак, ведь они покуда и так безмолвствуют, – недоумённо пошевелил своими опалёнными бровями он.
– Пока… безмолвствуют, – поправил его дьяк. – И мне хотелось бы иметь верную надёжу, что так будет и далее. Вот ты и сделай всё, чтобы так всё и было. Али впервой тебе? – Дьяк снова почувствовал тяжёлый запах, исходивший от переминающегося с ноги на ногу горбуна, и сморщившись отступил назад. – Что хочешь за свою последнюю службу?
– Боязно мне господине. Кабы не греки, я бы и награды не просил, а с энтими…, – начал канючить Епишка. – Верить даже своей острожной страже не могу. От, вчерась, двух новых сторожей к воротам на службу из приказа прислали. И гадаю я: не послухи ли они греческие. Один вроде совсем с воровской рожей, таких греки на службу к себе не возьмут, а второй-то, ну аки херувим – лицом пригож, а глазищами так и шныряет…. В опаске я, повсюду чужие глаза и уши. В лихое время живём, ох в лихое….