Курзал - страница 14

Шрифт
Интервал
Состраданье читалось на каждом лице,
И заметил я тень между нами —
Это век мой жестокий в горячем венце
Все уже называл именами.

* * *

Последняя неделя Вечности
Уже прошла —
Былой любви, былой беспечности,
Былого зла.
И нет ни страха, ни страдания,
Ни ярких стран,
Мы все – одно воспоминание,
Один туман.
Дождь шелестит, и сад безлиственный
Мерцает, но
Ты умерла, мой друг единственный,
Давным-давно.
Цветок стеклянный, переливчатый,
Мне поднесен…
А Вечность видит сон отрывчатый,
Тяжелый сон.
Сейчас вздохнет, как умирающий,
В последний раз —
И сумрак умиротворяющий
Укроет нас.

Душа

От переутомления и скуки,
Быть может, летом, осенью, быть может,
Сложив крестом слабеющие руки,
Я тихо отойду на смертном ложе.
Но с этой смертью круг не разомкнется:
Моя душа, пройдя путем известным,
Очнется вновь и телом облечется —
Немыслимо бесстыдным и прелестным.
Пускай она предстанет перед вами
Красавицей с улыбкой виноватой,
С ума сводящей, грезящей стихами,
Признаньями и музыкой объятой…
Она очнется в парковой беседке
И обратит внимание не сразу,
Что в стекла витражей скребутся ветки
И молит друг сказать хотя бы фразу.
«Да что со мной? – она посмотрит мимо
Влюбленного до переутомленья, —
Где я была? Кто мальчик этот милый,
Передо мной стоящий на коленях?»
«По-прежнему к нам дерево скребется,
И лунный свет по-прежнему чудачит…»
По-прежнему… но сердце чаще бьется,
И видят мир глаза чуть-чуть иначе.

История одесского сыщика

Я сыщик, толстый, но вертлявый,
Мое прозванье Шпингалет.
За мною бегают оравой
Детишки самых разных лет.
Торговки луком и салакой
Мне грязным пальцем тычут вслед
И называют громко «какой».
Я их не понимаю, нет!
Под вечер захожу в пивную:
Хозяин – грубый идиот,
Он подает мне отбивную,
А вот руки не подает.
И я, сдувая на пол пену,
Неслышно думаю: «Ну-ну,
Тебя я вытащу на сцену,
К закону мигом притяну».
Когда иду по перекрестку
Вершить очередной арест,
Люблю свой котелок и тростку,
Свою работу, вот вам крест!
Икая грозно и коварно,
За катакомбами слежу,
И на маевки регулярно
Я полицейских привожу.
Я не рожден Наполеоном,
Что ж – ведь не я тому виной,
Зато одесским Пинкертоном
Слежу за дамочкой одной.
Она приходит, мне известно,
С корзинкой к местным рыбакам.
А что в корзинке, интересно?
А может быть, листовки там?
И вот однажды, в час рассвета,
Я на песке нашел следы
И дамочку увидел эту
В матроске белой у воды.
Следующая страница