. В Россию направлялись лишь редкие патриоты, в 1914 году решившие защищать ее с оружием в руках, и убежденные революционеры, которых с 1918 года начала привлекать сюда идея строительства коммунизма
[33].
На исходе Гражданской войны, когда в ходе мирных переговоров были определены новые границы с чрезвычайно враждебными и недоверчивыми соседями, охрана границ стала делом государственной безопасности, сохранив при этом сильное идеологическое измерение. Но началом превращения контроля за рубежами в подлинно навязчивую идею следует считать момент создания СССР как многонациональной федеративной структуры. За следующие два десятилетия проект антикапиталистической трансформации бывших имперских обществ обзаведется государственными практиками и языком и станет реальностью в ходе мобилизаций, репрессий и полной перестройки экономики и социальной структуры страны. При этом, однако, его реализация будет по-прежнему ограничиваться пределами территории 1920 года.
Граница, которая интересует меня в этой книге, лишь частично отражена на географических картах[34]. Она не соответствует большому и в конечном счете плохо определенному масштабу окраин – территорий, которые ранее были предметом споров между империями и являлись ареной насилия, порожденного войной, гражданским конфликтом, а затем сталинским и гитлеровским режимами. Такая идентичность, обусловленная раз и навсегда заданной судьбой, кажется мне результатом взгляда извне, характерного для властителей империй, а вслед за ними – историков. Разумеется, порой она кажется вполне реальной, например в случае евреев черты оседлости, чьи три основные миграционные траектории столь блистательно проанализировал Юрий Слезкин[35]. Но следует ли объединять внутри одного географического пространства бессарабских крестьян, украинцев Галиции, поляков и евреев из Вильно только потому, что все они были жертвами имперского насилия? Увы, «кровавые земли» в тот период не ограничивались окраинами империй, а идентичность жертвы с исторической точки зрения не имеет смысла применительно к моменту событий и к этим категориям населения[36]. В отличие от специалистов по истории дипломатии или географии, моей задачей не является, впрочем, и анализ установления границ. Последние были определены в России согласно примерно тем же принципам, что и в Европе в результате подписания мирных договоров. Мой подход близок к тому, что предложил Питер Салинс, рассматривая границу как процесс, как освоение разрыва между примыкающими зонами, как трудное, являющееся предметом переговоров создание отличия, которое со временем превращается в систему