Не случайно в одной из старых книг есть мудрые и прозорливые размышления о роли вооружённых сил в жизни и успехах государства:
«Все большие расы были расами воинственными, и та, которая теряет твёрдые воинские доблести, напрасно будет преуспевать в торговле, финансах, в науках, искусствах и в чём бы то ни было; она потеряла всякое своё значение, потому что в жизни народа первое место должны занимать войска, а следовательно, и военная наука, которая есть искусство воевать и готовиться к войне…»
А готовность к войне была необходима. Европейские тёмные силы были напуганы возвышением России, а тут ещё Екатерининская «Уложенная» комиссия, столь напоминающая Соборы Иоанна Грозного. Запад во все времена трепетал перед Русской Соборностью, которая исключала всякую возможность даже малейшего вмешательства через своих агентов во внутренние дела России, а тем более воздействия на эти дела.
Сами воевать боялись. Для этого уже давно была приспособлена цепная собака европейской политики – Османская империя. Её и принудили к войне с Россией.
Война была объявлена осенью 1768 года. Она известна была в дореволюционной истории как «Первая турецкая война в царствование Императрицы Екатерины II». Ну а официально зовётся ныне Русско-турецкой войной 1768—1774 годов.
Вот тогда-то и сумели показать себя в победоносных схватках с врагом воспитанники Ивана Ивановича Бецкого.
Бобринский – сын Екатерины II и внук Бецкого
Пётр Маков в книге «Иван Иванович Бецкой. Опыт его биографии», завершая главу, посвящённую кадетскому корпусу, писал:
«В заключение сей главы не лишнее сказать несколько слов об одном из бывших воспитанников сухопутного Кадетского Корпуса, о графе Алексее Григорьевиче Бобринском, находившемся в исключительных отношениях к Бецкому, немало о нём заботившемуся».
Майков не указал, по какой причине упомянул именно об «исключительных отношениях» и особых заботах Бецкого о Бобринском. Но само упоминание говорит о том, что и ему была известна тайна рождения не только самого Алексея Бобринского, но и императрицы Екатерины, да только он не счёл нужным раскрывать её в своём фундаментальном труде.
Далее сообщил:
«Молодой человек рос в семействе Шкурина, не имея точного определённого прозвища или фамилии. Только позднее уже, именно в апреле 1775 года, было окончательно решено Императрицею Екатериною, что молодой человек будет называться Алексей Григорьевич Бобринский, по имени села Спасскаго, Бобрики тоже, Епифановскаго уезда, купленного у Ладыженского в 1763 г. для материального обеспечения новорожденного…»