Среди всех этих вариаций просматривается одно важнейшее отличие, которое отделяет раба от несвободного крепостного крестьянина в феодальной системе. Помещик мог накладывать ограничение на деятельность своих крепостных: с кем они могли вступать в брак, куда ходить, на какой земле работать, – но лишь потому, что они были прикреплены к его поместью. Крепостной был привязан к земле, и все его обязанности передавались по наследству или покупались вместе с этой землей. Соответственно, это была косвенная форма служения, которая подразумевала еще несколько важных различий. Власть феодала ограничивалась обычаями, и, соответственно, крепостные крестьяне имели определенные права. А вот раб был просто собственностью. Его можно было покупать или продавать отдельно от супруга или супруги – или же семейную пару можно было сохранить. Раба или рабыню можно было избивать, калечить, кастрировать, насиловать, заставлять работать постоянно (не считая, как уже говорилось выше, воскресений в некоторых королевствах) или даже убивать без каких-либо последствий для владельца. Рабы были не просто гражданами второго сорта. Гражданами второго сорта были крестьяне – рабы вообще не считались за людей.
Вы, наверное, подумали, что христианская церковь должна была искоренить рабство. Но ее позиция не так однозначна. С одной стороны, известны взгляды папы Григория Великого, изложенные в конце VI в.: человечество было создано свободным, и, соответственно, с точки зрения морали и справедливости всем мужчинам и женщинам нужно вернуть свободу, для которой они рождены. С другой стороны, есть и люди вроде святого Геральда Аврилакского, который жил три века спустя; незадолго до смерти он освободил многих своих рабов, но при жизни считал их своей собственностью, о чем говорят вовсе не подобающие святому угрозы искалечить их за недостаточное послушание[7]. Частью проблемы, как мы уже видели, было то, что влияние церкви в начале XI в. было довольно ограниченным, и у нее не было никаких реальных способов призвать к ответу недобросовестных феодалов. Но главный вопрос все равно состоял в том, что рабы являлись собственностью. Если церковь не особенно стремилась расставаться со своей собственностью, как она могла заставить богачей расстаться со своей? В городах вроде Камбре, Вердена или Магдебурга епископу даже платили налог с продажи каждого раба. Чтобы развиваться и укреплять свою власть, церкви требовалась помощь обеспеченных людей, чье благосостояние во многом зависело от рабского труда. Они не станут поддерживать церковь, которая хочет отнять у них богатство. Таким образом, церковь оказалась в ловушке – между своей нравственной миссией и стремлением к деньгам и власти.