За бы вал ся ее воз раст. Нельзя было не поддаться власти ее глаз, глаз требовательной нищей. Она весила ровно столько же, сколько в двадцать лет. Почему она так упорно вносила путаницу во все, что касалось ее возраста?
При первой встрече она рассказывала о молодом американце, недавно посетившем ее. Описывала его: узкие брюки, длинные ноги, однобортный пиджак, застегнутый на три пуговицы. Когда о нем доложили, его имя напомнило Коко о забытых друзьях, «людях очень скучных, но тем не менее в Штатах я была не прочь видеться с ними». Так как она была одна и ее немного мучила совесть.
– Просите, – сказала она портье… Она рассказывала свои истории, как бы сохраняя их хронометраж. Пока молодой чело век поднимался по лестнице, она вынесла свой приговор Америке: «Пропащая страна, там ценят только комфорт, страна, где богатые покупают картины, чтобы вложить деньги. Они покупают их для рекламы: немедленно становится известно, что такой-то купил Ренуара». Напротив, Германия познавала настоящую роскошь:
– Я бывала в немецких замках. За каждым стулом стоит лакей. Серебро замечательное, хоть и тяжеловатое, но это настоящая роскошь. Во Франции – половина наполовину. Все так американизируется во Франции! Какое заблуждение – жертвовать роскошью…
Отступление закончено. Молодой американец в узких брюках входит в салон. Коко встречает его словами:
– Вы сын мадам…
– Нет (она имитирует его манеру говорить), мы только однофамильцы.
– Так чем же я могу быть вам полезна?
– Видите ли, Мадемуазель, мы с моим другом (я забыла его имя) революционизируем искусство интервьюирования.
– В самом деле?
– Да, Мадемуазель. Мы задаем всего три вопроса. И если они правильно выбраны, из ответов на них можно узнать все, что нам нужно.
– Неплохо.
– Вы согласитесь ответить, Мадемуазель?
– Садитесь, месье.
– Так вы соглашаетесь?
– Еще не знаю. У меня очень мало времени. Поторопитесь.
– Сколько вам лет, Мадемуазель?
– Это вас не касается.
– Это не ответ, Мадемуазель.
– Вы правы, месье. Раз обещала, должна ответить. Итак, мой возраст зависит от того, какой сегодня день, и от людей, с которыми я говорю.
– Это меня вполне удовлетворяет, Мадемуазель.
– Подождите, месье, я еще не закончила.
И, обратившись ко мне и Эрвэ, она объясняет:
– Я начала сердиться, вы понимаете?
После чего, вернувшись к молодому американцу: