Увидев меня, он тоже удивился и спросил: «А ты чего здесь делаешь?». «А я и сам не знаю», – ответил я. «А тебе и нечего здесь делать, у тебя еще много дел осталось!». С этими словами А.И. развернул меня на 180° и легонько толкнул обратно туда, откуда я прибыл. Когда я очнулся, меня тормошила жена: «Мне показалось, что ты не дышишь». Вот такая петрушка!
Прошло много лет, и, я повторюсь: эта история оставалась впечатанной в мои мозги во всех даже самых мелких деталях.
И вот в прошлом году я неожиданно попадаю в больницу. И сразу – в реанимацию: тромбоэмболия легочной артерии, инфаркт-пневмония, плеврит со всеми «вытекающими и втекающими», полным букетом и одновременно.
К вечеру, невзирая на суперинтенсивную терапию, все хуже и хуже. Ночью – совсем хреново: задыхаюсь, хотя и дышу кислородом, только начинаю вдох и сразу же – сильнейшая боль в груди и спазм.
Сознание – обрывками. В мозгу мелькает мысль: конец! И вдруг – опять стоп-кадр, только после него не темное пространство, как в предыдущем случае, а большой светлый высокий зал, полностью открытый в одну сторону, поднятый над землей примерно на уровень 2-го этажа. Очень похоже на современный аэропорт, где можно хорошо видеть все аэродромное поле.
Самочувствие – превосходное, ничего не болит и не мешает, полный комфорт и тишина. Иду посмотреть, что там внизу, и с удивлением вижу то же самое место, которое уже видел много лет назад!
Не похожее, не подобное, а именно то же, только с другой точки – с высоты 2-го этажа.
Страшно захотелось туда. Рванул прямо напролом наружу, и… – уперся лбом в толстое, во всю стену сплошное, идеально прозрачное стекло.
Лихорадочно ищу выход на 1-й этаж! Мотаюсь, как угорелый. Спросить не у кого, зал – пустой. В конце концов открываю какую-то дверь и вдруг оказываюсь в своей постели в реанимации.
Очнулся в полном сознании, без катастрофических симптомов и тут же уснул до утра.
А через сутки меня уже перевели в обычную терапевтическую палату.
Заведующий отделением сосудистой хирургии Одесского военного госпиталя, посмотрев меня и мою историю болезни, сказал, что объективно мои «шансы выжить были не более 10%», а главное: «у тебя – хороший ангел – хранитель».
И, наверное, – он прав!
Когда я рассказал всю эту историю своему старому другу – видному ученому мирового масштаба