Произошло же всё на той же остановке, когда я в ожидании автобуса закуривал сигарету. Из подъехавшего автобуса выпорхнула она, в том же долгополом пальто, но теперь на её голове красовалась вязаная шапочка. Морозный воздух донёс до меня аромат чарующих, но незаслуженно забытых духов «Шахерезада». А что именно «Шахерезада», я нисколечко не сомневался, своеобразность и исключительность, выбивающая их из ряда однотипных, советских духов, ставящий наравне с французским парфюмом.
Тот же лёгкий макияж, выдающий молодых девушек, ценящих юношескую свежесть и знающих цену вещам, но при этом не стремящимся походить на фарфоровых кукол, коими изобиловали торговые дома купцов ХIХ века и иметь дома, хотя бы одну из них, почиталось особым шиком и приближенность к культурной аристократии. В эту минуту, не раньше и не позже, мне представилась совсем иная картина…
Деревья, карета с золочёной резьбой, будто из сказки, лошади все покрыты инеем: струящиеся гривы лошадей, всхрапывающие ноздрями и с каждым новым вдохом и выдохом в воздух, поднимается облачко пара, что, застывая на морозном воздухе, переливается тысячами бриллиантов. И она… легко и непринуждённо покидает карету, запряжённую в шестёрку белых лошадей.
Не знаю, почему именно белых, видимо сказывался юношеский максимализм, изрядно подпитанный историко-приключенческой литературой, коей тогда я питал особую страсть, но сомнений быть не могло: это были именно белые, ухоженные, нетерпеливо переминающие ногами, лошади. А она, вложив свои прелестные ручки в соболью муфту, с румянцем на щёчках, несмело ступает на невесомый снег, укрывший землю пушистым белым покрывалом. А вокруг, звенящая на сотни метров тишина, нет-нет да, прерываемая стрекотом вездесущих сорок, да похрапывание лошадей…
Бензиновый запах рассеял моё видение и вернул меня к реальности. И всё же, пусть я и не был теперь застенчивым подростком и за плечами имел пусть и не столь богатый, как у большинства своих ровесников, но всё же опыт общения с представительницами прекрасной половины человечества; здесь и сейчас я робел, то ли этому способствовал ореол детской незащищённости девушки, весь её облик, то ли ещё по какой причине, но я боялся подойти к ней, заговорить, а сердце умоляло об этом, мозг же неотступно твердил: она не для тебя! И в этот миг я испугался.