дремал в предутреннем покое.
И вдруг услышал:
– Ах, Уилл,
Ты здесь? А почему не в доме?
Она присела на причал.
Её обнял он в полудрёме.
– На пирсе я восход встречал.
Изящной стройною брюнеткой
она была и красоты
для севера довольно редкой,
как юга дальние мечты.
Он улыбнулся ей.
– Камилла.
Люблю тебя! – Сказал он ей.
Опять идёт к нему лакей.
[Лакей]
– Простите, но неверно было
не торопить бы вас: гонец
вам передать велел…
[Уильям]
– И что же?
[Лакей]
– Поторопитесь во дворец!
Туда опаздывать негоже!
[Уильям – слуге]
– Спасибо. А теперь иди!
[Ей]
– Мне нужно ехать, дорогая.
[Камилла]
– До вечера?
[Уильям]
– Меня не жди.
Сегодня в Лондон уезжаю.
– Надолго ли, Уильям?
– Нет.
Я сообщу, когда прибуду.
Твои глаза, как изумруды.
Прими в подарок сей браслет.
Он застегнул ей на запястье
браслет.
– Взгляни и вспомни счастье.
– Уилл, какая красота!
А ты меня ли вспомнишь?
– Да.
Забуду как любовь и страсть я?
До встречи, милая! Адьё! —
Целует руку он её.
[Камилла]
– О как прекрасны камни эти!
Она взглянула на браслет.
[Уильям]
– Под цвет глазам прекрасной леди!
[Камилла]
– Таких, как ты, – на свете нет.
Люблю тебя.
– И я… – В ответ
сказал он ей. И на рассвете
она пошла одна к карете.
Но даже взглядом он её
не провожал в минуты эти.
Не собирался уезжать
конечно он, а просто гостью,
что надоела, отослать.
И врать в минуты довелось те.
Обетам клятвенным назло.
успело много измениться
И в двадцать пять его влекло
не колдовать, а веселиться,
когда родной покинул юг,
сменил Дамфрис на Эдинбург.
Уильям жил теперь в столице
и был придворным короля.
Король, к нему благоволя,
своим советником назначил
его, хранимого удачей.
Уильям был честолюбив,
богат, несказанно красив.
В придворной жизни он годами
дружил с французскими послами.
И был изыскан, как француз,
Голубоглаз и светло-рус.
Спадали волосы волнами
чуть ниже плеч. Черты лица —
красивы. Без тени печали
насмешку часто выражали
его лазурные глаза.
Уильям был высок и строен,
с осанкой гордою отца.
Считался франтом он, не скрою,
И первым был всегда во всём
Он цепким славился умом.
Его блистательная внешность
к сословьям высшим принадлежность
всегда подчёркивала. Да
движений легкая небрежность
была присущею всегда.
Высокомерье и весёлость
В нём сочетались, и боролись
с воспоминаньями тайком.
Изыск и пафос были в нём.
Всего прекрасного при этом
он был ценителем, эстетом.
Сполна успешен, горделив,