– Я запустил бензиновый генератор, его хватит надолго, но я уже оповестил энергокомпанию об аварии. Ты видел?.. Ты видел… ту штуку? Нет? Так пойдем же.
Мы входим через заднюю дверь, прямо перед которой расположена лестница, ведущая к четырем комнатам на верхнем этаже. Остальные комнаты находятся за пределами главного здания. Я вижу, как Чики убирает свечи, предусмотрительно расставленные по столам, и складывает пледы, которые ранее она, должно быть, раздала гостям, чтобы они не замерзли. Она даже не приветствует меня. А это уже говорит о всей серьезности ситуации.
Я следую за Барбитасом по каменной лестнице, по которой мы, будучи детьми, бегали, громко крича, чтобы не услышать голоса мертвецов. На какое-то мгновение по моей спине пробегает холодок, как когда-то в былые времена, когда мне казалось, что замурованные дети смотрят мне в затылок.
И могу поклясться тебе чем угодно, я чуть ли не ору от страха. Но потом вспоминаю, кто я. Я детектив. Трусливый, но детектив в конце концов. Ты ведь меня понимаешь, да?
Убийство произошло в комнате 102, как мне сообщил Барбитас. Он и Фрэнсис ведут меня по коридору, ни слишком длинному, ни слишком узкому, это просто коридор. На этаже четыре комнаты. В декорировании я никогда толком не разбирался: в этом коридоре полно картин, которые наверняка заслуживают внимания, но их никто не может оценить по достоинству, а пол покрыт коврами, и, если честно, это излишне. Я знаю, что это идеи Чики, и полагаю, она постелила ковры, чтобы скрыть ободранный пол, и развесила картины, чтобы отвлечь внимание клиентов, но как бы я ее ни любил и ни считал бы ее умнее и образованнее, чем все мы вместе, я не разделяю ее вкуса в оформлении интерьеров.
Слепой Матиас караулит около комнаты 102. Да, все верно: он слепой, и его зовут Матиас.
– Кто это там? Дайте-ка угадаю… Это шлейф красного вина и бара… Глядите-ка! Доктор Формалин и Мистер Пистолет. Мое чутье никогда меня не подводит. Добро пожаловать, Суаве. Или я должен называть тебя детективом? Как поживает Мари?
– Матиас, приятель! Что, помогаешь здесь, да? – обращаюсь я к нему. – Мари дома, я полагаю. И ты прекрасно знаешь, что ей не нравится, когда ее зовут по первому имени[3], она считает, что это и не имя вовсе, так как всем женщинам дают имя Мария в качестве первого.