– Садись, Светуля, – проронила она едва слышно и продублировала приглашение жестом.
– Добрый вечер, – машинально сказала я, гадая, что означает этот спектакль и что делает дорогая золовка в нашем доме в столь позднее время.
У нее имелась своя собственная двухкомнатная квартира на Беговой, где, по моему разумению, она и должна была сейчас находиться:
Ответом на мое приветствие были два едва различимых кивка, сопровождаемых символическим поворотом головы. С трудом сдержавшись, я вышла, в который раз дав себе слово не обращать внимания на подобные выходки, возможно, у нашей старой девы возникли проблемы, которыми она собиралась поделиться с матерью.
Но проблемы, как выяснилось наутро, появились у меня.
Не успела я ещё сварить кофе, как из комнаты показался заспанный Антон.
– И мне свари, – попросил он, скрываясь за дверью туалета.
– Не забудь мне документы отдать, – напомнила я ему через некоторое время, – мне сегодня машина до зарезу нужна!
– Конечно, – отозвался муж, увлеченно поглощая бутерброды с сыром.
Сыр являлся его слабостью, если говорить честно, далеко не единственной.
– Отдай сейчас, забудешь ведь.
– Никогда! – Антон чмокнул меня в щеку и заглянул в глаза. – Алевтина, сделай ещё один!
– Тебе вокруг дома бегать надо, а не бутерброды трескать, – сурово отозвалась я и потянулась к маслу.
Все равно не отстанет. Сам он этого делать не умеет, а мамы по случаю раннего часа рядом нет. Но сегодняшнее утро во всех отношениях было необычным, и минут через пять на кухне собралось все святое семейство.
– Какую ночь не сплю! – трагически сообщила нам Вероника Александровна и тяжело опустилась на табурет.
Внимание, с которым заботливая дочь склонилась к страдающей матери, ясно дало понять, что разыгрывается очередной семейный спектакль, спланированный и отрепетированный загодя.
– Почему, мамочка?
В течение следующих пяти минут мамочка поясняла причины поразившей ее тяжелой бессонницы, которая, впрочем, не помешала ей храпеть так, что общая с ее комнатой стенка нашей спальни сотрясалась от переливчатых львиных раскатов. Вероятно, это была какая-то особая, озвученная бессонница, посещающая лишь особо одаренных и достойных.
Суть напасти крылась в следующем: положительный и достойный во всех отношениях ранее ее сын Антон по какой-то весьма загадочной и непонятной причине вдруг стремительно покатился под гору, начал спиваться и перестал писать что-либо достойное его истинного таланта. Затем слово взяла родная сестра поэта, стесняющаяся в выражениях гораздо меньше, чем маменька. Тем временем истинная причина всех этих бед и напастей на несчастную семью внимательно выслушивала все произносимое дорогими родственниками и медленно наполнялась не то что злобой, а самой что ни на есть черной ненавистью. Сам виновник тихо сидел в сторонке, понурив головку, затем с завидной ловкостью и вовсе с кухни исчез, словно бы растворился. Сраженная таким коварством супруга, я некоторое время молчала, затем, смахнув предварительно со стола все, что на нем было, взяла ответное слово, заставившее обеих женщин открыть рот и одновременно умолкнуть.