– Давай! – обрадовалась я.
Лидка выпрямилась и принялась загибать пальцы:
– После нападения неизвестный позвонил в первый раз… Так? Так! Олег был на работе. Второй звонок был… когда?
– После встречи с одноклассниками, когда меня под машину столкнули. Мы поругались, он ушёл, вот тогда…
Тут официантка принесла кофе. Проводив её взглядом, Лидка склонилась к столешнице и зловещим шепотом продолжила:
– А когда тебя чуть «Волга» по асфальту не раскатала, где он был?
– Дома.
– Нет, я имею ввиду, когда псих звонил, вспомни…
– К Кольке Ферапонтову ходил, – тихо отозвалась я, вздохнув. – Инструменты вернул.
– А чего на ночь глядя?
– Ему надо было звонить по делу, он побоялся меня разбудить. Мне Колька сказал, – ответила я, глядя в сторону. Лидка ждала. – Псих звонил после собеседования в «Медироне» и утром в первый день.
Лидка заёрзала по стулу, отчаянно силясь промолчать, но всё-таки не вытерпела:
– Твой маньяк в курсе всех маломальских событий! – Она усмехнулась. – И при этом ни разу (!) Олега не было дома! И когда в вашей пустой и запертой квартире появляются чужие вещи, он утверждает, что ничего не знает?
Вопрос был риторический, однако, прикусив кулак, я нервно закивала. Чувствуя близкие слёзы, полезла за носовым платком. Глядя на меня сочувствующими глазами, подруга жалостливо завздыхала:
– Ну, Любаша… Не расстраивайся… Мы же просто строим предположения! Может, всё гораздо проще…
– Например? – проявила я интерес, раздумав плакать, поскольку найти свой платок не смогла.
– Когда он позвонил в первый раз? После того, как хулиганы тебе по башке звезданули? Так? А куда мы тогда поехали? Правильно, в больницу «Скорой помощи»… И что?
– И что? – попугаем повторила я, никоим образом не въезжая в суть Лидкиных рассуждений.
Казалось, чтобы меня утешить, она судорожно лепит версию, которую сама ещё не придумала.
– И то! – решительно заявила она. – Там и адрес твой записали, и телефон. А дежурный, между прочим, знаешь, как на тебя смотрел?
– Знаю, – буркнула я, убедившись, что Вельниченко явно бредит. – Смотрел как на двинутую по башке тяжелым предметом. Самой-то не смешно?
Настаивать на версии она не стала. Сомкнула пальцы корзинкой и уставилась в потолок, задумчиво шевеля губами. Я сидела и глядела на Лидку, грустно размышляя о том, что в моей собственной голове сейчас вовсе нет ни одной мысли. Ни умной, ни глупой. Я была растеряна, подавлена и обманута.