– Плюс еще целый ряд новых, недоступных смертному возможностей… Вот так, обрести мощь искусственного разума и при этом остаться живым. – Я вообще-то намеревался сказать с сарказмом.
Робинс тут же дает понять, что восхищен способностью своего клиента выхватить самую суть. Это лесть. И, одновременно, насмешка над этой лестью, над самой своей ролью – он извивается, уговаривает принять из его рук бессмертие. «Бессмертие». Я понимаю, что не в состоянии сейчас вдуматься в это слово, понять его смысл.
– Но я не уверен, Робинс, вправе ли я…
– И какие здесь могут быть ограничения? – Религиозные? Морально-этические? – снова страсть и истовость Робинса. – Вы что, собираетесь творить зло? То, что с заглавной, или так, ограничиваетесь тем, что со строчной? Насмеетесь над невинностью? Или, может быть, вы намерены потратить свою вечность на то, чтобы извратить сострадание, опошлить милосердие, растоптать любовь? – этот взрыв Робинса. – Боитесь выйти за пределы, предначертанные человеку?! Так мы давно уже вышли, когда вживили первый микрочип в мозг, а, может, когда изобрели прививку от оспы. Поздновато вы, друг мой, начали «о пределах».
– Хорошо. Вы поймали меня на слове, Робинс. Я скажу по другому – я не уверен, нужно ли мне это…
– Что, так устал от самого себя за сто шестьдесят лет?
– Дело не только в этом. – Понимаю, конечно, фальшь фразы. Заставил себя сказать:
– То, что у меня не получилось, то, чего не добился, не смог – здесь вряд ли что-то добавит еще одна жизнь или вечность. Я не обольщаюсь насчет самого себя. И выходить на новый круг…
– Красиво звучит, конечно, – поморщился Робинс. – Но ведь ты выбрал свою «вторую жизнь». А тогда это тоже было впервые, тоже было «вызовом Промыслу», «нарушением пределов» и тоже был риск.
– Я боялся смерти и понимал, что мне не по силам страдание.
– Смесь малодушия и тоски по вечности дает интересный результат. – Он нажимает какую-то кнопку на столе у доктора Петерсона и стена, отделяющая кабинет от парка, уходит в пол.
Он помог мне подняться с кресла, вывел меня на дорожку парка. Осень. Красные листья клена насколько хватает глаз. Осень. И мир вдруг правдивее, чище самого себя. А ведь я ехал на встречу с Петерсоном мимо этого парка: да, красиво, да, лирично, но, чтобы так, как сейчас!