– Но воевода Юрий Дмитриевич молодец, боярин достойный, – с благодарностью вспомнил юный воин. – Заступился, похвалил, возвеличил. Сию милость я ему запомню и обязательно добрым делом отплачу!
Эта теплая мысль несколько пригасила недобрые воспоминания. Гнев отступил, сменившись приятными хлопотами: ведь Василий Боровский теперь стал личным охранником самой великой княгини!
Подворье князя Владимира Храброго находилось от великокняжеского дворца через два проулка: обнесенный тыном двор размером примерно сто на сто саженей, на нем бревенчатые хоромы в четыре жилья, построенные без особых изысков: просто подклеть, ровные стены в четыре яруса да крыша из пропитанного дегтем липового теса.
Полвека назад сие был, вестимо, роскошный дворец и обширное хозяйство! Но будучи поделенным на семь сыновей…
Каждому из князей досталось по опочивальне с горницей на третьем жилье – а все остальное считалось общим. Ибо иначе Владимировичи здесь просто бы не поместились. При общем приезде всех семей сыновьям даже приходилось спать в опочивальнях вместе с родителями – иначе никак не помещались.
По счастью, братья хотя бы дружными выросли и из-за сего не ссорились – в тесноте, да не в обиде. Однако всем своим родом старались в столице не собираться.
Вот и сейчас – кроме юного Василия Ярославовича из княжеской семьи здесь не имелось никого. Однако по двору было не протолкнуться из-за сотен ратных коней, а по дому – из-за множества холопов и боярских детей, расположившихся во всех свободных уголках, пьющих пиво и хмельной мед, закусывая вяленым мясом, пирогами и рубленой капустой, веселясь и отдыхая.
Имели полное право – они тоже вернулись с победой, и они тоже праздновали!
Поняв, что самостоятельно найти здесь хоть что-то он не сможет, княжич громко закричал:
– Где приказчик?! Приказчика ко мне! – и отправился в отцовские покои. Сиречь – в горницу и опочивальню князя Ярослава. Здесь он стал раздеваться, горько жалея о том, что верный дядька остался лежать на бранном поле возле Рязани. Советы старого воспитателя ему бы сейчас очень пригодились.
– Звал, княже? – неожиданно показался в дверях низкий мужичок лет сорока с растрепанной седой бородкой, в серых суконных шароварах, овчинной душегрейке на голое тело и с качающимися на шее тремя костяными амулетами на желтой цепочке. Вид у мужичка был измученный, что вполне понятно. Когда к тебе на постой внезапно вываливается три сотни гостей – поневоле замаешься.