Не знаю, на что я надеялась, заведя этот разговор. Добиться от него каких-то действий? Глупость. Не первый год он живет в Катарисе, а значит слова очередной женщины, которую он захотел, не принесут никакого результата.
После высказанного, почувствовала, как на тело накатила чудовищная усталость. Мне не нравилось здесь. Я не хотела жить с этим гнилым народом и безразличным надменным асуром, но меня никто не спрашивал. Рано или поздно терпение громовержца лопнет и он возьмет то, что хочет, силой ли, или я вновь поддамся на ласки этого мужчины…
Опустив глаза в пол, обняла себя руками, не желая больше убегать. Какой в этом смысл?
В комнате послышались тяжелые шаги, но я так и стояла не шевелясь, понимая, что сейчас придется ответить и за свою выходку, и за свои слова.
Зажмурившись, затаила дыхание, кожей чувствуя наэлектризованность, исходящую от мужчины.
И тут на плечи лег мягкий плед. Я растерянно взметнула взгляд на асура, встречаясь с разноцветными омутами, лишающими меня всякой воли. Даже шрам, пересекающий голубой глаз, не портил этого мужчину, придавая ему суровой дикой привлекательности.
– Тебе нужно отдохнуть! – глубоким бархатным голосом тихо произнес он. – Я попрошу Давира принести травяной чай, – осмотревшись, он вновь сосредоточился на мне. – Оставайся в этой комнате. Сегодня я не стану тебя трогать…
Задумчиво поймав прядь моих мокрых волос, мужчина потер ее большим пальцем, разглаживая, после чего отвернулся, направляясь к выходу.
– И… востребованная, – кинул на меня взгляд через плечо. – Не делай глупостей. В городе много мужчин, подобных лагману, а за его пределами лишь горы, в которых обитают варги. Я не самое худшее, что могло с тобой случиться на северных землях!
С этими словами он покинул комнату, оставляя меня в одиночестве, мокрую, растерянную и эмоционально истощенную…
17. Глава 16. Сам не знаю, что чувствую
Видар
Тело все еще горело, кровь разгоняла по венам безумное желание, но продолжить начатое в омывальной комнате просто не поднялась рука.
Женщина была измучена, хоть и старалась стойко держаться. Я видел, что она мне не доверяет, что борется с собственным страхом, и от этого внутри появилась некая горечь. Мне не хотелось видеть ужас в направленном на меня взгляде чужеземки, а еще я не мог понять, откуда вообще взялось это неравнодушие.