Я вошел в переполненный зал. На почетном месте с выражением особой торжественности и праздничности на лице сидел директор гимназии, действительный статский советник Василий Григорьевич Храпко. Директора почтительно окружали преподаватели.
Я подошел к директору и поклонился ему. Благодаря редкой способности к языкам я считался в классе оратором и депутатом от учеников-мусульман. Стоило любому из моих одноклассников произнести хоть одну фразу на русском, сразу становилось ясно, что он не русский. Я же говорил даже на нескольких русских диалектах.
Директор был петербуржцем. Поэтому с ним следовало говорить с петербургским выговором, то есть с пришепетыванием произнося согласные и глотая гласные. Это звучало хоть и не очень красиво, зато необыкновенно аристократично. Не замечая, что над ним насмехаются, директор радовался «прогрессу русификации на окраине».
– Добрый вечер, господин директор, – скромно произнес я.
– Добрый вечер, Ширваншир, вы пришли в себя после экзаменационных волнений?
– Да, господин директор. Но я стал свидетелем отвратительной сцены.
– А что произошло?
– Я имею в виду историю с лепрозорием.
– Что же случилось с лепрозорием?
– Как, господин директор не знает?! Вчера больные совершили побег и всей толпой ринулись в город. Против них направили две воинские части. Беглецы захватили две деревни. Солдаты окружили эти деревни и перестреляли всех – и больных, и здоровых. А дома сожгли. Разве это не ужасно? Лепрозория больше не существует. Часть больных еще жива. Обезображенные, они сейчас лежат у городских ворот, их поливают нефтью и сжигают.
У директора от ужаса глаза на лоб полезли. На лице его отразилось только одно желание – немедленно мчаться к министру просвещения и умолять о переводе в более цивилизованное место.
– Ужасная страна, ужасные люди, – печально пробормотал он. – Но именно здесь, дети мои, человек понимает, насколько важны железная дисциплина и оперативность государственных органов.
Мы столпились вокруг директора и с почтением внимали его рассуждениям о пользе порядка. Лепрозория отныне не существовало. Следующие поколения гимназистов должны будут изобрести что-нибудь новенькое.
Вдруг мне пришла в голову дерзкая мысль.
– А известно ли господину директору, – неожиданно спросил я, – что вот уже два года в нашей гимназии учится сын Мухаммеда Гейдара?