В кабинете капитана Сулимова воздух безнадёжно сражался с табачным дымом.
– У неё кроме твоей Светы подруг нет. Это раз. А во-вторых, она бы обязательно преду-предила, если бы собиралась уходить так надолго.
Звонок служебного телефона на столе Михаила заставил их вздрогнуть.
– Ага, – Сулимов озабоченно потёр переносицу, – говорите сразу домой пошла? Ясно… нет-нет, ничего не случилось. Извините.
Капитан побарабанил пальцами по столу и хмуро признался:
– Сейчас в школе аккуратно учителей расспросили. Результатов – ноль.
– А кто звонил?
– Пиунов. Директор. Интересовался целью визита нашего сотрудника и спрашивал, почему его не уведомили.
– Что будем делать?
Михаил откинулся на спинку стула и участливо бросил взгляд на побледневшее от ожидания лицо друга:
– Что делать? Пойдём по следу.
– Не понял.
– Там, где человеческая логика пасует, – улыбнулся сыскарь, – вступает в игру собачье чу-тьё! Я вызвал кинолога, – пояснил Сулимов, – с лучшей у нас в отделении ищейкой. Ак-баром. Девочка твоя ведь пешком домой шлёпает?
– Да. От нашего дома до школы пять минут ходьбы.
– Значит, след для Акбара есть. И мы проверим, где он обрывается. Теперь ясно?
– Ты думаешь, это поможет? – с надеждой спросил Иван. – Ведь столько других запахов перекрывает…
– Перекрывает, – поднялся со стула Михаил, – Но я не зря сказал, что Акбар – лучшая ищейка в городе. Он и не такую работу выполнял. Возьми какую-нибудь Машину личную вещь. Ты с нами?
– Да, если это возможно.
– Возможно. Только прошу пока ни во что не вмешиваться. Хорошо?
– Хорошо, – Иван крепко пожал руку однокашника, – И спасибо тебе, Миша!
Свет появился неожиданно. Тёмная дымка рассеивалась, медленно и тягуче вычерчивая контуры предметов, превращая их в продолжение сна. Или бреда. Или арабской сказки о Синдбаде, рассказанной ей мамой два года назад, когда привязалась простуда, и так скучно было лежать целыми днями в постели с температурой.
Маша помнила пылающие от жара щёки, едучие капельки пота на висках и желание, от-бросив одеяло, кинуться под холодный душ, нагой и счастливой.
Голова весила тонны. Она была совершенно неподъёмной, и Маше стоило немало минут просто приподнять её и оглядеться. Как младенцу. То, что она увидела на себе, удивило ещё больше: лёгкое блестящее, почти невесомое, платьице и полупрозрачные розовые гольфы. Она никогда ничего подобного не носила! Не могла носить. Пошло и безвкусно.